Меня убил скотина Пелл
Шрифт:
— Я договорился с Борисом, что забегу к нему в конце дня.
Брови Лицемерной Крысы изогнулись.
— Андрей, вы же знаете, после пяти он уходит.
— Жаль. Тогда я сделаю пару звонков.
Говоров старался приходить, когда Борис Савельев, единственный русский корреспондент, оставшийся в парижском бюро, бывал на работе. В отсутствие Савельева Крыса могла отколоть любой номер, например запретить даже звонить по телефону. Когда-нибудь такой момент наступит, и Говоров к нему был готов.
Крыса явно что-то почувствовала, ведь она была смышленой, но пока тянула время:
— Как здоровье Киры?
— Серединка на половинку. А вообще ничего, спасибо. Как всегда, вы уходите последней?
— Вы же знаете, у меня масса дел. (Говоров не шел на обострение, и Крыса решила его не трогать.) Андрей, учтите, я через двадцать минут закрою бюро.
—
Говоров проскочил мимо своего кабинета (теперь его занимал корреспондент венгерской редакции) и вошел в последнюю угловую комнату. Раньше она предназначалась для внештатников. Сейчас на столах валялись польские и венгерские газеты, старые французские справочники. Комнату превратили в склад?
Уборщицы придут сюда перед закрытием. А Лицемерная Крыса больше его не потревожит. Можно перевести дух и успокоиться.
Говоров сел за стол лицом к двери, скинул на пол бумажный хлам, поставил чемодан, вытащил черную коробку и из нее — пистолет. Он был заряжен еще со вчерашнего дня. Говоров взвел курок. Помедлил. Пошарил в ящике стола, достал лист чистой бумаги, достал из своего кармана ручку, написал крупными буквами:
Задумался. Кого еще добавить? Ведь если бы не эти суки, не это жуткое и непоправимое сокращение его отдела, все было бы нормально, он бы продолжал работать. Алена с Лизкой остались бы в Париже и к ним бы приехала Наташка…
Говорова качнуло, он как бы поплыл, вода заливала лицо…
Показалось, в дверях стоит Наташка — худенькая, застенчивая, как в год их свадьбы.
Говоров вскинул глаза. Вероника, симпатичная баба из румынской редакции, с ужасом смотрела на него, и рот ее уже раскрывался.
Но Говоров успел. Он успел сделать ей знак, дескать, не кричите, Вероника, все в порядке, — и, чувствуя, что его лицо кривится, как от зубной боли, успел приставить дуло пистолета к своему виску.
РОНДО-КАПРИЧЧИОЗО
Примерно месяцев 9 до ЭТОГО
Говоров проснулся в пол пятого утра. Голова не болит. Никакого нервного трепыхания. Настроение бодрое. Поздравил себя: кажется, прихожу в норму.
Встал. Заглянул к Денису и Кире. Дрыхнут как сурки. Откуда-то выпрыгнула Бася. Разлеглась. Выяснил с ней отношения — в чем, где и когда снялась. Вскипятил чайник. Выпил чай. Принял на всякий случай таблетку. Выкурил сигарету. Взглянул на часы. Ровно пять. Можно залечь и поспать пару часов.
Кира дура. На ночь завела разговор о кожаной куртке. Испортила ему настроение. Боря Савельев вторую неделю не может прислать ему газетную вырезку. Лень сделать со статьи копию и сунуть ее в конверт? Занятый человек! И что-то надо придумать с Денисом. Хамит: «Что ты мне протягиваешь руки? У меня нет конфеты!» Дурацкая фраза, от кого он научился? Завтра переться на вокзал, встречать Лену, сестру Киры. Господи, как ненавидит он Северный вокзал, с которого поезд увез в Москву его девочек. Только не надо вспоминать о Коне. Кон — мудила. Ведь Вика предупредил: «Скверный парень, за два часа разговора ни о ком доброго слова не сказал». Опять надо донести какие-то бумаги в мэрию. Из русской нью-йоркской газеты — ни ответа ни привета.
Какой смысл ему экономить, дрожать над каждым франком, когда Кира одним махом выбрасывает три тысячи на куртку? И почему советские его цепляют, он уже давно не работает на Радио. Сводят старые счеты? Что значит «сбежал в историю»? Он готов свои исторические книги переиздать хоть сейчас, в них не было конъюнктуры, он за них отвечает. И все-таки важно знать, в каком контексте он упомянут, Савельеву некогда оторвать жопу от стула, дойти до копировальной машины? (Говоров повернулся на второй бок. Плохо дело, кажется, пошло по второму кругу.) Денис кричит: «Не трогай меня, не хочу, чтоб ты меня трогал!» Словно это не отец, а лягушка. Переходный, переломный возраст. Не любит телячьих нежностей. Приезжает Лена, потом Кира пригласит свою тетку, потом Райку, потом племянника, потом всех ее дальних родственников. Веселитесь, москвичи, гуляйте по «Тати» на говоровское пособие по безработице! А как ей запретишь? Алена и Лиза жили два года в Париже. Кирка устроит скандал: на твоихденьги были, а на моихнет? И не объяснишь ей, что тогда просто деньги были. Лизка такая ласковая, тепленькая, самый вкусный на свете носик. Тю-тю-тю, телячьи нежности, прав Денис. Но когда Алена была маленькой, таким удовольствием было целовать ее в нос. Он явно предпочитает девочек, а не хулигана Дениску. «Прощай, Франция», — сказала Лизка. Как взрослая. Он чуть не упал. Такая кроха, а все поняла. (Сучья таблетка. Не помогает. Надо попросить врача сменить схему.) Да никогда бы он не позвонил Кону, если бы Вика не сказал: «Кон передавал привет, хочет с тобой увидеться». Может, и впрямь хотел, пока Вика его пивом угощал, но с первых же слов стало ясно, что Кон испугался, в штаны наложил, из телефонной трубки пахнуло. Зато теперь, в советском журнале, храбро выпячивает грудь: вот, мол, как я дал отпор вражескому Радио! Из Нью-Йорка гробовое молчание. Глупо надеяться, что мэрия предоставит ему дешевую квартиру в «ашелеме». Люди годами ждут очереди или получают по блату.
Но даже если дадут что маловероятно лет через пятьдесять никакой экономии в бюджете не будет Кира купит еще одну куртку или сапоги что значит с большой скидкой много чего продают со скидкой вон квартиры в двадцатом арондисмане можно выгодно купить через три года цена подскочит в полтора раза да где взять деньги. Кира полагает что у него печатный станок штампует пятисотфранковые банкноты штук по двадцать в день — тогда действительно никаких забот у Савельева много работы у всех много работы телефон не просыпается неделями но если честно кому охота с ним встречаться слушать жалобы и причитания нет он не жалуется и не скулит разве что по ночам в подушку он сам решил что нечего показываться людям другим настроение портить и все-таки Савельев должен понимать что он ждет этой газетной вырезки и что характерно враги его помнят враги не забыли упоминают его имя в советской прессе только враги ругают а друзья где они в рот воды набрали жопа Савельев вторую неделю он ждет письма из редакции а если Савельев фотокопию в конверт положил передал Лицемерной Крысе а та специально не отправляет Денису будет большой подарок тетка приехала квартира маленькая как все разместятся Кира утверждает что Ленка не будет дома торчать конечно пойдет витрины облизывать дневать и ночевать в «Тати» если бы только облизывать ведь он миллионер что там осталось от «отступных» денег с Радио Ленке на кофту Ленке на юбку Алена за два года ничего себе не купила если купила то вначале пока он работал сущую ерунду успел собрать Лизке гардероб да через год через два все придется выбрасывать девочка вырастет вот что Денис делает с охотой так это боксирует с отцом ну еще футбол видимо не хочет чтоб относился к нему так же как к Лизке боится что он их перепутает удивительно вагон дернулся ни Лизка ни Алена не плакали держались молодцы если бы были слезы он был готов под колеса вида не подавал Алена это почувствовала завтра тот же вагон привезет из Москвы драгоценную родственницу на радость и ликование в Москве ведь как думают квартира есть машина есть холодильник полон значит у человека счет в банке как у Рокфеллера а ведь Кон когда-то писал хорошие книги о своих морских плаваниях он их хвалил на Радио Кон говорил что и ему нравятся его исторические романы цитировал а теперь в советском журнале дает отпор врагу сколько водки они в Москве выпили испугался что больше не выпустят за границу штаны потом в ванной отстирывал Кон и Жану Катала поднасрал а ведь как его любили в том доме меняются люди и в Союзе и здесь когда он парижской редакцией заправлял в Нью-Йорке его охотно печатали просили присылать еще сколько же он ждет этого проклятого чека хоть маленькие деньги но все-таки какая разница большие или маленькие нет таких денег Кира не смогла бы истратить
Говоров выругался, вскочил с постели, вышел в большую комнату. Тут пока сонное царство, но Денису время просыпаться. Да, несмотря на таблетку, Говоров завелся на полную катушку, уже не заснуть. Говоров прилип к оконному стеклу. На улице синело, голубело. Густел поток машин, ехали еще с зажженными фарами.
Из подъездов вываливались люди. Деловые, бойкие, целеустремленно к метро. Все спешили на работу.
Говорову предстоял день. Надо было обладать дьявольским терпением, чтобы жить.
II
За два года до ЭТОГО
Борис Савельев сказал:
— Я прошу тебя обязательно пойти сегодня вечером в университет на лекцию Абрикосова. Может, он даст нам интервью.
— А разве ты не идешь? — удивился Говоров.
— Иду, но хочу, чтобы мы были вдвоем.
С тех пор как с помощью Говорова Савельев стал координатором парижского бюро, у него, пожалуй, впервые прорезались начальственные интонации, и Говорова покоробило.