Меня зовут Мина
Шрифт:
Мина понимала, что это глупо, но ей было всего девять лет, и она часто грустила, и в её фантазиях и снах вход в подземный мир находился как раз в Хестон-парке, за кустами рододендрона. Она называла его Мир-иной и говорила себе, что однажды наберётся храбрости и пройдёт туда, за ворота, и спустится в Мир-иной, как Орфей. Да, у него не получилось вернуть Эвридику. А у Мины всё получится. Она познакомится там с Аидом и Персефоной, и они отпустят папу обратно на землю.
Дело было в понедельник, сразу после урока истории. В конце урока мистер Хендерсон встал перед классом и запел:
Ложись, мои хороший, Я рядышком тоже И тихо на ушко спою — ЧтобТут он прервал песню и пояснил:
— Меня так дедушка укачивал, когда я был маленьким. Представьте, я — совсем крошка, а мой старый ласковый дедуля поёт мне колыбельную. Кстати, знаете, что такое «бей сигнал»? Раньше в колокол били, когда новой смене приходил черёд в шахту спускаться.
И он снова запел. И наплевать ему было на тупых, равнодушных детей, хотя они гримасничали и хихикали, особенно мальчишки — они же вечно строят из себя самых крутых. Учитель пел, а Мина закрыла глаза и представила, что это поёт папа… папин голос…
Родной мой сыночек, Отец твой — проходчик, На шахте Косая Сажень. Добыть уголёчку Родному сыночку Спускается он каждый день. Бей сигнал — и в забои, Бей сигнал, дорогой, В шахту день закатился давно. Уголёк высыпай И скорей засыпай, Опускайся на самое дно. Там душно и влажно, Но мне очень важно, Чтоб сыночке было тепло, Чтоб стены не стыли, Чтоб сыто мы жили И ярко светилось окно. Беи сигнал — и в забой, Бей сигнал, дорогой, В шахту день закатился давно. Уголёк высыпай И скорей засыпай, Опускайся на самое дно. Мои милый сыночек, Отец твой — проходчик, Как крот, глубоко под землёй, Он роет с лучиной, Чтоб горя-кручины Не знал ты, мои мальчик родной. [3]3
«Шахтёрская колыбельная». Перевод С. Заир-Бека. — Прим. пер.
Мистер Хендерсон улыбнулся и вытер глаза.
— Помните, — произнёс он, — всегда помните тех мужчин, тех мальчиков, которые добывали здесь уголь… чёрный и блестящий, как волосы Мины МакКи.
Потом наступила большая перемена, все поели и высыпали на улицу. В тот день одноклассники были Мине особенно отвратительны. Они гоготали, как гуси, выли, как гиены, обзывали её Угольной МакКишкой и посылали куда подальше — точнее, под землю, где ей самое место. Мина сжала кулаки и крикнула:
— Мерзкие грязные гиены!!!
— Ого! МакКишка ругается! Ща нажалуюсь! А ну повтори!
— И повторю! Вы — мерзкие грязные гиены, — выпалила Мина и, выбежав со школьной площадки, устремилась прямиком в парк.
Только там, под деревьями, она замедлила шаг, прислушиваясь: нет ли погони, не зовут ли, не кричат ли вслед. Но было тихо. На опушке, прямо на траве, расположились какие-то люди — они читали газеты и жевали бутерброды. Рядом лежали их круглые каски. Мина прошла мимо, совсем близко, но на неё никто и не взглянул. Пробравшись сквозь заросли рододендрона, она оказалась у заветных ворот. Они были не заперты, даже приоткрыты и подпёрты камнем. Мина взглянула на табличку с черепом и костями и быстро отвернулась. Девочка она была худенькая, маленькая — сдвинула камень на пару сантиметров и скользнула внутрь.
Да, там было очень темно, но под потолком болталась лампочка, и её слабый свет освещал ступени, уходившие круто вниз, под землю. И Мина пошла вниз по этим крошащимся ступеням. Их было штук двадцать, а то и больше. Потом начался сам туннель, и там тоже мерцала лампочка, а вдали — ещё несколько, и было понятно, что туннель тянется и вправо и влево, свод в нём низкий, но идти можно не пригибаясь. По мощённому булыжником полу сочилась вода. Пахло влажной гнилью, плесенью и ещё чем-то, наверно смертью. Она вспомнила, что снаружи, на улице, светит солнце. И это солнце так близко, совсем рядом! Мина с трудом удержалась, но не поддалась страху, не бросилась прочь. Она стала думать про Орфея и папу. И про своих тупых, гогочущих одноклассничков. Они небось не осмелятся сойти в Мир-иной. А она, Мина, не боится. Она вдохнула поглубже, набираясь храбрости, и пошла вперёд, в царство мёртвых. Булыжник под ногами лежал неровно, она то и дело спотыкалась и хваталась руками за влажные стены. Ещё она поминутно вздрагивала: ей казалось, что за ней гонятся и вот-вот окликнут. Но тишину не нарушало ничто, кроме её собственного шёпота.
— Меня зовут Мина, — повторяла она снова и снова, и слова возвращались к ней гулким эхом. — Меня зовут Мина. Я очень смелая.
Вдруг откуда-то издали донёсся глухой рёв. Мина замерла. Может, водопад? Или… уж не мёртвые ли это корчатся и стонут в муках?
— Меня зовут Мина. Я очень смелая. Меня зовут…
Что-то коснулось её ноги. Мина вскрикнула и шарахнулась в сторону. Уфф… Оказалось, к ногам ластится чёрный кот!
— Кисик, котенька…
Так и не уняв дрожи, Мина наклонилась и принялась гладить густую тёмную шерсть.
— Меня зовут Мина, — утешительно прошептала она, а кот в ответ мяукнул и заурчал.
Мина поняла, что в этой темноте у неё появился друг, и мало-помалу успокоилась.
Дальше они пошли вместе. Стены туннеля кое-где обвалились, и дорогу преграждали завалы из камней и кирпича. Мина явственно представляла мир, который всё отдалялся, отдалялся и наконец остался где-то над головой — за слоем земли, камней, костей, корней… А вдруг сейчас всё это обвалится ей на голову и засыплет, как когда-то шахтёров?
А потом — Мина даже ахнула — туннель перерезала канава. С водой, В тусклом свете очередной лампочки Мина увидела поток, бурлящий у самых её ног. Наверно, это и есть река между миром живых и миром мёртвых, через которую перебрался Орфей! Мина наклонилась погладить кота. Но он увернулся. А на другом берегу подземной реки кто-то зарычал и замерцали два глаза. Ага, подумала Мина, это то самое чудище, страж подземного мира, которого должен был приручить Орфей. Существо приблизилось и оказалось косматой облезлой собакой. Она скалилась и рычала на них с котом через канаву.
Мина присела на корточки. По-дружески протянув к собаке руку, она — по примеру Орфея — запела тонким, дрожащим голоском:
Ложись, мои хороший, Я рядышком тоже И тихо на ушко спою — Чтоб глазки закрылись, Чтоб радости снились — Шахтёрскую песню свою… Бей сигнал — и в забой, Бей сигнал, дорогой, В шахту день закатился давно. Уголёк высыпай И скорей засыпай, Опускайся на самое дно.