Меняла Душ
Шрифт:
Матвей разволновался. Он давно уже перестал бояться чего-либо. В его душе не осталось места страху. Даже тогда, когда патрульный, испуганный устроенной на него охотой, выстрелил в него и смерть обрадованно повернула к нему свою колесницу, готовя для души Менялы апартаменты, он не испугался. Он почувствовал прилив азарта, который испытывает боец на ринге, когда сталкивается с сильным соперником, но не более. Страшно ему стало только теперь, когда его жизнь и судьба оказались в руках неизвестных ему до сих пор существ.
Жизнь Матвея волновала мало. Он прожил на свете в три раза больше, чем обычный человек. За
Путешествие закончилось.
Ставрогин почувствовал, как его раскачали и придали ускорение щедрым пинком в мягкое место. Он пролетел несколько метров, плюхнулся на каменный пол и прокатился вперед, угодив в ледяную лужу. Тело болело. Саднили руки, на которые он приземлился, но Матвей всего этого не замечал. К нему стало возвращаться зрение. Белая простыня стала серой, полопалась, и сквозь прорехи с рваными краями проступило изображение, которое разрослось и поглотило собой жалкие клочки простыни.
Ставрогин обнаружил, что находится в широкой каменной зале, по центру которой стояли четыре резных деревянных кресла с высокими спинками, увенчанными коронами. Кресла пустовали. Он поднял глаза и обнаружил, что зала уходила в высоту. Потолок и пол разделяли метров десять. Вдоль одной стены залы через каждые три метра высились громоздкие фигуры, укутанные черными плащами с ног до головы, отчего те напоминали саваны. Над каждой из фигур горел факел, воткнутый в стену. Факел чадил голубым дымом, который устремлялся к потолку, образовывая в самой вышине сизое облако. Возле каждого факела из стены торчал стальной шип и на нем сидела сова. Ее стеклянные блестящие глаза не мигая взирали на поверженное тело человека. Сколько саванов стояло вдоль стены, столько сов находилось подле. Матвей попытался сосчитать, но сбился на третьем десятке.
В дальней части зала тронулись с места четыре савана. Они направились к креслам. Они не шли. Они плыли над каменным полом. Матвей видел, что между полом и движущимися фигурами есть зазор. Он не мог поверить своим глазам. Но глаза верили тому, что они видели. И эта вера пугала их.
Ставрогину стало не по себе, но он не отводил взгляд. Когда до кресел, которые стремились занять саваны, осталось совсем немного, фигуры остановились. Несколько секунд они висели неподвижно, сводя Матвея с ума. Затем одеяния спали с них. Произошло это внезапно. Матвей увидел, как саваны распались на тысячи крохотных парящих тел, напоминающих летучих мышей, и разлетелись в разные стороны. Мыши сделали круг по залу и вознеслись вверх, где их поглотил дым.
Ставрогин не сомневался, то видит гаргулий. Их облик внушал ему страх. Он чувствовал, как каждая клеточка его тела покрывается липким потом ужаса при взгляде на четыре фигуры, что продолжали неподвижно висеть возле кресел. Высокие, четырехметровые существа, строением тела напоминающие людей с птичьей головой, неподвижной, точно маска. Стоило Матвею приглядеться, как он понял, что это и впрямь маски. Тела гаргулий покрывали стальные доспехи. Броня распространялась на всё тело, минуя голову, отчего создавалось впечатление, что гаргульи покрыты сплошным металлом и не способны двигаться. Но в следующую секунду Матвей убедился в обратном.
Гаргульи тронулись с места. Они опустились на пол, обошли кресла и погрузились в них. Тут же их тела окутал дымчатый кокон. Они синхронно воздели руки к головам, и птичий облик сошел, собравшись у них за спиной в подобие воротника. Под масками скрывались гладкие человеческие лица, лишенные волосяного покрова. Чуть вытянутый вверх череп, напоминавший острый конец яйца, лоб, выступающий вперед, отчего создавалось впечатление, что он нависает над миндалевидными глазами и острым орлиным носом. Оскаленный клыками провал рта показался лишь на миг и тут же затянулся так искусно, что Матвей, как ни силился разобрать, так и не нашел следов его существования.
Дернулись веки. Гаргульи открыли глаза, и Матвей не смог сдержать возглас удивления и ужаса. Три глаза взирали на него с ледяным равнодушием. Два находились по разные стороны клюва-носа. Третий прорезался на лбу, и этот глаз, точно маленький буравчик, впился в Ставрогина. Ему захотелось отвернуться, но три сверлящих глаза гаргулий не давали ему выпутаться. Они буквально присосались к нему. У Матвея появилось ощущение, что в его нутро проникли руки хирурга вместе со скальпелем, щипчиками и пинцетами, распотрошили в секунду и тут же собрали, удовлетворившись увиденным.
— Меняла Душ.
Слова гаргулий прозвучали непосредственно в его голове. Собственно, они не звучали, они шелестели, словно тысяча крохотных стрекозиных крылышек.
Ставрогин не ответил. Он покорно взирал на гаргулий, ожидая решения собственной участи.
— Ты раб наш! — прозвучало в его голове.
В голове Матвея мелькнула мысль. А что, если попробовать изменить душу одной из гаргулий и тем самым выбраться из заточения. Он больше не отводил глаз. Он ловил каждый взгляд, нацеленный на него. Сначала он охотился за парными глазами, но вскоре понял, что эти глаза мертвы. В них не теплилась жизнь. Словно обманка они находились на лице гаргульи, отвлекая внимание от истинного глаза. Матвей попытался проникнуть в душу гаргульи через лобный глаз, но ему не хватило сил. Он не выдерживал противоборства с безжалостным металлическим взглядом и прогибался, уступал, чувствовал, как ломается его воля, как вторгается в него чуждое дыхание.
— Ты не можешь ничего сделать мне, Меняла. Я не в твоей власти, потому что сильнее тебя, — пронесся рой насекомых в голове Матвея.
— Зачем я вам нужен?! — прокричал Ставрогин.
— Тебе не обязательно драть глотку, мы услышим тебя, даже если ты просто подумаешь. Ты — открытая книга в наших руках, а мы искусные чтецы. Все твои помыслы и чаяния у нас на виду.
Матвей вперил ненавидящий взгляд в фигуру гаргульи, что сидела напротив него, и подумал:
— Зачем я вам нужен?
— Так-то лучше. Мы пришли за твоим Даром. Ты нужен нам, чтобы вернуть наш дом. Неужели ты этого не знаешь? По обыкновению, Паломники предупреждают об этом каждого новорожденного Менялу при первом посещении. Нежели ты слеп, как новорожденный щен? В таком случае нам повезло. Ты откроешь нам путь, сам не ведая того, что творишь.
— Меня предупредили о вашем существовании. Только я не верил, что это правда. Я думал, что меня просто пытаются запугать.
— Но ведь однажды ты уже оказывался открыт для нас. Ты помнишь это?