Менялы
Шрифт:
— Мистер Вандерворт, я думаю, вам лучше уйти.
— Воды или содовой, Алекс?
— Содовой.
Для человека его комплекции — Тим Маккартни был шести с половиной футов росту, с грудью и плечами футболиста — он двигался с удивительной легкостью. Директор клиники был молод — между тридцатью и сорока — однако по его голосу и манере держаться ему можно было дать значительно больше, тем более что зачесанные назад каштановые волосы были тронуты сединой. «Наверное, оттого, что ему часто приходилось присутствовать при подобных
Кабинет с деревянными панелями был мягко освещен, здесь — по сравнению с коридорами и палатами — цветовая гамма была более приглушенной. Одну стену полностью занимали книжные шкафы и стеллажи с журналами.
Алекс ещё не пришел в себя после свидания с Селией, однако сейчас трагизм только что пережитого казался уже нереальным.
— Прежде всего хочу вам сказать, что общий диагноз остается прежним — шизофрения кататонического типа. Помните, я объяснял вам когда-то.
— Да, всю эту терминологию я помню.
— Постараюсь вас ею больше не перегружать.
Алекс встряхнул кусочки льда в стакане и сделал ещё глоток, от виски ему стало тепло.
— Расскажите мне о теперешнем состоянии Селии.
— Вам трудно будет в это поверить, но, несмотря на все внешние проявления болезни, ваша жена относительно счастлива.
— Да, — отозвался Алекс, — в это действительно трудно поверить.
Психиатр продолжал говорить спокойно и ровно:
— Счастье ведь штука весьма относительная. В определенной степени Селия чувствует себя в безопасности — она полностью избавлена как от всякой ответственности, так и от необходимости иметь взаимоотношения с окружающими. Она может замкнуться в себе настолько, насколько того требует её психика. Поза, в которой она последнее время сидит и которую вы наблюдали, — классическая поза зародыша. В таком положении Селия чувствует себя более комфортно, хотя это вредно с точки зрения физического здоровья, и по возможности мы стараемся выводить её из этого состояния.
— Комфортно она себя чувствует или нет, — сказал Алекс, — суть в другом, в том, что после четырех лет самого лучшего лечения и ухода состояние моей жены продолжает ухудшаться. — Он в упор взглянул на своего собеседника. — Так это или нет?
— К сожалению, так.
— Есть реальная надежда на выздоровление? Сможет ли Селия жить нормальной или почти нормальной жизнью?
— Медицина всегда допускает…
— Я же сказал: реальная надежда.
Доктор Маккартни вздохнул и покачал головой.
— Нет.
— Спасибо за ясный ответ. — Помолчав, Алекс продолжал: — Насколько я понимаю, она полностью отгородилась от внешнего мира. Кроме неё самой, её никто больше не интересует.
— Не совсем так, во всяком случае, пока. У неё ещё сохраняются слабые представления о том, что происходит за этими стенами. К примеру, она знает, что у неё есть муж, да и мы ей о вас напоминаем. Однако же она убеждена, что вы сами, без нее, можете о себе позаботиться.
— Так что, обо мне она не беспокоится?
— В общем, нет.
— А как она отреагирует, если узнает, что её муж с ней развелся и женился во второй раз?
После короткой паузы доктор Маккартни
— Это будет означать одно — порвется единственная нить, связывающая её с внешним миром. Что может повлечь за собой полную потерю рассудка.
В воцарившемся молчании Алекс подался вперед, закрыв лицо руками. Затем он опустил руки и поднял голову.
— Прямые вопросы, — сказал он с оттенком иронии, — предполагают прямые ответы.
Психиатр кивнул с серьезным выражением лица:
— С моей стороны это было данью уважения вашей искренности, Алекс. Я далеко не со всеми так откровенен. К тому же я могу ошибаться.
— Тим, что же человеку делать в такой ситуации, черт побери?
— Вопрос риторический или нет?
— Нет. Можете включить его в счет.
— Сегодня счета не будет. — Молодой доктор коротко улыбнулся, затем задумался. — Вы спрашиваете меня: что делать человеку при ваших обстоятельствах. Для начала он должен по возможности все выяснить — что вы и сделали. Затем принять решение, наиболее благоприятное для всех, включая и его самого. Принимая решение, он должен иметь в виду две вещи. Первое: если он человек порядочный, его чувство вины, вполне возможно, преувеличено, поскольку совестливые люди имеют излишнюю склонность к самобичеванию. И второе: мало кто из нас рожден для святости.
— И это все? — спросил Алекс. — Более конкретно вы не ответите?
Доктор Маккартни покачал головой:
— Решение можете принять только вы сами. Каждый из нас проходит в одиночку свои несколько последних шагов перед принятием решения.
Посмотрев на часы, психиатр встал. Минуту спустя они пожали друг другу руки и распрощались. У входа в Оздоровительный центр Алекса дожидался лимузин с шофером, в машине было тепло и уютно.
Глава 10
— Это же просто гнусный набор пустословия и лжи, — провозгласила Марго Брэкен.
Она уставилась на пол, воинственно уперев руки в изящные бедра и решительно наклонив вперед точеную головку. Алекс Вандерворт исподволь ею любовался — этой «женщиной-подростком» с правильными, острыми чертами лица, волевым подбородком и довольно тонким, но чрезвычайно чувственным ртом. Самым привлекательным были её глаза — большие, золотисто-зеленые, опушенные густыми, длинными ресницами. Сейчас они сверкали. Ее ярость и внутренняя сила будили в нем желание.
Объектом нападок Марго были разложенные на коврике гранки, рекламирующие кредитные карты «Кичардж». Энергичность Марго была особенно необходима Алексу после пережитого им несколько часов назад потрясения.
— Я так и думал, Брэкен, — сказал он, — что эта реклама тебе скорее всего не понравится.
— Не понравится? Да она отвратительна!
— Почему?
— Взгляни хотя бы вот на это! — Она указала пальцем на страницу, начинавшуюся словами: «Чего вы ждете? Мечта о завтрашнем дне может осуществиться сегодня!» — Ведь это же беззастенчивое вранье, рассчитанное на дураков. Завтрашняя мечта любому из нас не по карману. Потому она и мечта. И никто не сможет её осуществить, не имея денег или, во всяком случае, не получив их в ближайшее время.