Мера бытия
Шрифт:
Полковник кинул строгий взгляд, но видимо, решив не обижать пожилого солдата, пояснил:
– Задействованы войска, работают тысячи добровольцев, колхозники. Работа идёт круглые сутки. Ночью – при свете костров.
– Но ведь бомбят…
– Да, бомбят. Но в противоположной стороне от дороги рабочие разжигают ложные костры для маскировки.
Поднеся руку к лицу, полковник потёр глаза, и стало видно, что за строгой выправкой скрывается непомерная усталость.
Группе ледовой разведки выдали шесты, верёвки, ломики и велели держаться друг от друга
В день выхода на Ладогу установился сильный мороз. Мело так, что Сергей с трудом мог разглядеть собственные руки в овчинных рукавицах, выданных отряду из стратегических запасов интенданта. Ветер в лицо вышибал слёзы.
Спасибо Степанычу, который посоветовал ребятам обмазать щёки солидолом, а то обморозились бы в первый же час.
Вздыбившееся торосами полотно Ладоги опасно колыхалось под коньками свежими полыньями. Запорошенные снегом, они возникали внезапно, когда нога прочерчивала тонкую прямую линию. Одно неосторожное движение – и над головой сомкнётся студенистая ледяная каша.
Шли медленно, растянувшись длинной цепью. Отсчитывая по семьсот шагов, капитан Сорокин останавливался и давал команду бить лунки. На каждое движение замёрзшие мышцы отзывались резкой болью, но Сергей ей даже радовался, зная, что если наступит бесчувствие, то обморожение может стать необратимым.
Вскоре под лёд провалился Игорь Васильев, он шёл первым справа.
Дойдя до середины очередной дистанции, Сергей услышал тихий всплеск, перерезанный коротким вскриком:
– Помогите!
Запнувшись коньком о торос, он бросился на помощь. От тёмной толщи воды, прикрытой тонким слоем льда, становилось по-настоящему страшно.
На миг остановившись, Сорокин поднял вверх руку, призывая к вниманию.
– Всем стоять на месте! – скомандовал капитан Сорокин. – Не хватало уйти под лёд всей группой.
Судя по широкому радиусу, полынья, в которой барахтался Игорь, была пробита разрывом снаряда и успела схватиться только по краям. На кромке лёд ещё держал человеческий вес, но только если лечь плашмя. Раскинув руки в стороны, Сергей распластался по льду и стал медленно ползти вперёд, продвигаясь по сантиметру. Лёд под ним хрустел и крошился. Вытягивая шею, он мог видеть, как голова Игоря то появлялась на поверхности, то исчезала.
Руками, коленями, животом Сергей ощущал, что под ним почти нет опоры и держаться на льду ему помогает какая-то неведомая сила, которой он не знал названия, но молился про себя, чтобы не ухнуть в ледяную бездну.
Как он ухитрился кинуть Игорю верёвку, непонятно даже ему самому. Но Игорь сумел ухватиться за завязанный узлом конец, и Сергей стал медленно отползать назад к товарищам. От неимоверной тяжести мужского тела в мокрой одежде у Сергея выворачивались руки в суставах, а по ободранной щеке сочились капли крови. Но всё-таки он вытащил Игоря, а после, стуча зубами от холода и напряжения, не мог
Поскольку вариант купания в прорубе был предусмотрен и пара комплектов запасной одежды распределена по вещмешкам, то прямо на морозе, подпрыгивая от леденящего ветра, Сергей с Игорем переоделись в сухое и группа снова выдвинулась вперёд. Семьсот шагов, остановка, лунка.
На пятнадцатом километре лёд начал разбегаться трещинами, и капитан Сорокин дал приказ повернуть назад.
Спустя неделю поход повторили и на семнадцатом километре встретились с разведгруппой, которая делала замеры с противоположного берега от Кобоны.
Ещё через несколько дней из автобата по намеченной трассе пошла пробная машина без груза. Она не вернулась.
Следующим по ладожскому льду пошёл санный обоз, и только затем шофёры получили приказ выйти первым караваном.
К 20 ноября 1941 г. толщина льда на Ладожском озере достигла 180 мм. На лёд вышли конные обозы. 22 ноября за грузом по следу лошадей поехали машины. На следующий день в Ленинград доставили 52 тонны продовольствия. Из-за хрупкости льда грузовики везли по 2–3 мешка, и даже при такой осторожности несколько машин затонуло. Позже к грузовикам стали прикреплять сани – это позволяло уменьшить давление на лед и увеличить количество груза.
Вчера умерла тётя Женя. Сложив на животе большие руки, она лежала на полу и невидящими глазами смотрела в потолок.
Утром она поднялась, в большой кастрюле сварила ремень Егора Андреевича, а потом ушла в свою комнату, упав мёртвой.
Впрягшись в санки, Катя с Егором Андреевичем отвезли тётю Женю в музыкальную школу на соседней улице. В школьные классы складывали трупы со всего квартала, и из окон торчали руки, ноги, головы, но это давно никого не пугало, потому что мёртвых в Ленинграде становилось больше, чем живых.
А сейчас Катя стояла у двери кухни, куда переселились жить все соседи, и смотрела, как умирает двенадцатилетняя Ниночка. С запрокинутой к потолку головой девочка спокойно вытянулась на кровати, будто заснула. Но по синюшному цвету щёк и заострившемуся носику Катя определила, что счёт Ниночкиной жизни идёт на часы, если не на минуты.
Рядом, свернувшись в клубок, Нину обнимал Ваня, который не плакал, а жалобно поскуливал, словно заблудившийся щенок.
Сама Вера лежала на диване, отвернувшись лицом к стене, и молчала.
«Если бы я могла разыскать хоть крошку еды», – с тоской подумала Вера и внезапно вспомнила колокольню и подобранную с пола корочку хлебца.
Господи, как же я могла забыть!
Распахнув дверь, она кинулась в комнату Егора Андреевича, по ходу задев соседку Кузовкину.
– Смотреть надо, – прошипела она Кате в спину.
Не отвечая, Катя ворвалась в комнату, бросилась на колени и остервенело принялась выбрасывать из рюкзака свои вещи. Блузка, чулки, носки, синяя сатиновая юбка. Где же спортивные шаровары?