Мера любви
Шрифт:
Когда рассвело, и снова стали видны очертания Монсальви, Катрин и ее спутники покинули свое благоухающее пристанище и, наскоро умывшись холодной озерной водой, через поля направились к дороге, ведущей к долине Ло, над которой возвышались античные башни Рокмореля. Они не спеша ехали по узкой труднопроходимой дороге и по пути ели сырки и хлеб Гоберты. Когда солнце, словно огненный шар, выплыло из-за гор, они прошли уже добрую половину пути.
Никогда еще деревня не казалась Катрин такой приветливой и прекрасной. Буйная растительность росла на обрывистых склонах. Покатые вершины заросли розовым
— Я бы удивился, если бы моя мать ничего об этом не знала. А если это и так, мы отправим на поиски моих братьев. Да и потом… может быть, они у нас.
Действительно, почему бы и нет! Трое Рокморелей: мать Матильда и юноши Рено и Амори, были, наверное, единственными в округе с еще более дикими нравами, чем Монсальви. Их не пугали ни его могущество, ни заслуги воина. Им бы могла понравиться мысль приютить детей вопреки воле отца. Вдали виднелась мощная крепость Кальвине. Они прошли по каменистой тропе, ведущей в Рокморель. Дальше гора превращалась в отвесную скалу, а дорога заканчивалась пропастью.
Старый замок с рыжеватыми стенами, возникший перед путниками в полуденный зной, видел еще первые крестовые походы. Его внушающие страх башни и огромный донжон, который, несмотря на несколько разрушенные от времени края, сохранили гордую осанку под лазурно-золотым знаменем хозяина с изображенными на нем козочкой и тремя скалами. Небо было таким голубым, что козочка и скалы, казалось, были нарисованы на нем. В своем великолепии Рокморель был похож на благородного старца, который греется на солнце с закрытыми глазами и легкой улыбкой на устах, добрый и спокойный, но поднимись он, и удивительными покажутся его огромный рост и еще сильные мускулы, сделанные из дерева, закаленного непогодой.
В этот день улыбкой выглядел на мощном фасаде замка его опущенный подъемный мост. Двое солдат с непокрытой головой, в широко распахнутых кожаных колетах играли в кости в живительной тени свода. Внизу на лужайке небольшая группа прачек, задрав юбки, раскладывала на траве выстиранное белье. На тропинке стояла, подбоченясь, высокая смуглая женщина в белой рубашке и синей холщовой юбке. Зычным голосом она подгоняла остальных:
— За три часа расстелить две простыни и дюжину тряпок! Что за напасть! Посмотрите-ка на этих бездельниц! Николь, давай поживее! Нас ждут наверху.
Услышав, как под копытами лошадей по дороге покатились камни, она повернула голову и, прикрыв глаза рукой, пыталась разглядеть, откуда доносился шум.
— Кто к нам едет?
Вдруг у нее вырвался крик в ответ на возглас «Сара!» Она узнала Катрин. Молодая женщина соскочила с лошади и бросилась в объятия той, кого она всегда
Не двигаясь с места, Готье и Беранже долго смотрели, как женщины обнимались и целовались. Их глубокая привязанность, казалось, никогда больше не позволит им расстаться.
Вспомнив об обязанностях хозяина, паж обвел старый город и его окрестности горделивым взглядом и спросил:
— Как тебе Рокморель? Не правда ли, здесь не так уж плохо?
Глава вторая. ДЛАНЬ ВСЕВЫШНЕГО
—Мама вернулась! Мама вернулась!
Сидя в кровати, в которой он спал со своей маленькой сестренкой, Мишель, раскачиваясь, сам себе напевал. Он восхищенно глядел на Сару: та, вооружившись щеткой и расческой, вычесывала из волос Катрин дорожную пыль. Мишель всегда обожал свою мать. Она была для него полу божеством, сродни феям из сказок и ангелам, о которых ему рассказывали в монастыре.
Когда Катрин вдруг исчезла из его детского мирка, маленький мальчик, несмотря на всю нежность окружающих его женщин, испытывал непонятное чувство одиночества.
Внутри его образовалась пустота, как он попытался объяснить Саре, пустота, которую не заполнило возвращение отца. Разве мог этот мрачный человек, с жадностью прижавший его к своей груди, человек, лишь едва знакомый, которого он с трудом вспомнил, быть тем веселым товарищем по играм, который вместе с ним кубарем катался по полям, усеянным розовыми маргаритками вдали он посторонних глаз?
Но когда Катрин, обнявшись с Сарой, появилась во дворе замка, где Мишель играл в куче песка, сердце его чуть не выскочило из груди: в потоке солнечного света он увидел мать такой, какой она всегда ему снилась. Он не понял, почему, обнимая его, она вдруг расплакалась. Ведь плачут, когда грустно или больно. И еще! Даже в этом случае настоящий мальчик должен сдержать слезы. Одно было ясно: Мишель был несказанно счастлив в этот вечер, и к тому же мама торжественно обещала никогда больше не уезжать.
Для Изабеллы возвращение матери стало испытанием. Ей было всего десять месяцев, когда уехала мать. Теперь девочке исполнилось два года, и у нее было свое восприятие мира. Часто, в отчаянии, Сара приводила Изабеллу в молельню к «Благовещению», написанному Яном Ван Эйком, и, показывая ей светловолосую Мадонну, повторяла: «Это мама… мама!» Малышка была умненькой девочкой. Когда Катрин склонилась над ней, чтобы поднять ее с земли. Изабелла сразу увидела сходство. Конечно, она не могла понять, как ожила картина, но проворковала:
— Мама! Мама!
Катрин расплакалась, а ребенок стал теряться в догадках, не узнавая больше знакомое изображение.
Теперь сидя на коленях матери, она с живым интересом наблюдала сменой предметов туалета в ловких руках Сары которая, нахмурившись, изо всех сил старалась придать волосам Катрин их золотой блеск.
Ты приехала вовремя! — причитала она. — У тебя волосы в таком состоянии…
— Ты ведь знаешь, они не были моей главной заботой-с улыбкой ответила Катрин, восхищенно глядя на дочку. Мать оставила младенца, а нашла маленькую девочку, проявляющую уже самостоятельность; она была для нее самым красивым существом в мире.