Мера ноль
Шрифт:
Пусть он и собирает нулей под благородным знаменем, но разделять его взгляды я не собирался. У меня свои цели. Старейшине они покажутся смешными и наивными, так пусть сидит в своих горах и смеется. Все равно они отсюда не высунутся еще лет сто.
– Спокойной ночи, Марк, – сказал старейшина, доведя меня до моего пристанища, – Поразмысли хорошенько.
– Можно подумать, ты оставляешь мне выбор?
– Выбор есть всегда, – он улыбнулся широченной улыбкой, – Но не всегда он правильный.
Он ушел, а следом сразу пришли
– Ладно вам, полегче, ребята, – сказал я.
– Давай, спать иди, смазка звериная, – прорычал один мне в ответ.
***
Мне особо не спалось. Не каждый день понимаешь, что ты в плену.
Пару раз я выглядывал из-за шкуры. Вид у стражников был уже сонный, и скоро, наверное, должна будет прийти ночная смена. Вот только и мой план побега заранее обречен на провал, со сломанной-то ногой.
Я лег на лежак с твердой уверенностью, что завтра надо будет продолжить думать. Наверняка будет какая-то мелочь, которая поможет найти выход.
Шкуру над входом бесшумно отодвинули, и внутрь скользнула Кара. Я с тревогой поднялся на локте, покосившись на костыль. Блин, оставил слишком далеко.
Я набрал воздуха, собираясь крикнуть. Эта мегера явно…
– Тихо ты, – прошептала она, подсев ко мне и вытаскивая какой-то горшочек.
Она была совсем другая. Решительная, и в то же время напуганная. Обычная женщина, со всем присущим им букетом эмоций.
– Что ты хочешь?
– Не знаю, – она поморщилась, – Но тебе помогу.
Кара протянула руки к моему бинту на ноге, стала бороться с узелком.
– А охрана?
– Спит, Дадаш с ними. Я уйду, он их разбудит, разгон устроит.
Я покосился на проем, закрытый шкурой. Еще и Дадаш тут замешан. Вся эта афера была опасной, и сердце у меня билось, как птица в клетке.
– Что тебе старейшина сказал? Зачем ты здесь? – спросила горянка.
Единственного союзника мне терять не хотелось, и я ответил:
– Хочет, чтобы я обучал вас приемам борьбы.
Она усмехнулась.
– Чушь! Здесь уже был пара таких, как ты, – она оглянулась на шорох с улицы, а потом опять повернулась и зашептала, – Пришельцы из другого мира. Он вас убивает, пытается вернуться обратно, я слышала это…
Ее пальцы ловко разматывали мой бинт.
– Обряд ему надо провести, но он не помнит каких-то мелочей. И каждый раз пробует снова.
Она размотала, с сомнением посмотрела на опухшую ногу с почти черным синяком, а потом опустила руку в горшочек, зачерпнула мазь и стала ее втирать мне в лодыжку.
Я прикусил губу до крови и уперся ладонью в каменную кладку. Другой рукой я сжал солому в лежаке.
– Терпи, это не смертельно, – сказала она, – Старейшина запретил лечить тебя этим, чтобы ты не сбежал.
Она перестала натирать, и еще густо намазала слоем сверху. Затем взяла бинт и стала наматывать, притянув обратно шину из деревянной дощечки.
– Будет больно, но за один час пройдет, это сок тамуса.
– Зачем ты делаешь это? – спросил я, наблюдая за ее руками.
Кара молча мотала бинт, глядя мне в глаза. Особого дружелюбия я там не видел, но и былой вражды уже не было. Она, кажется, и правда не знала, зачем это делает.
– У меня была дочь, первушка, – наконец сказала она, – Мастер Женя не взял ее сюда. А мне нельзя было оставаться, мне грозила казнь.
Ее руки остановились, она склонила голову. На лежак упала капля.
– А потом я узнала, что ее запороли на непослушание. И сделал это ноль, мерзкий раб до мозга костей…
Я положил ей руку на плечо, думая как-то поддержать и успокоить, но она дернула плечом и подняла на меня полный ярости взгляд:
– Руки прочь, – сквозь зубы процедила она, и с особым усилием затянула узел, чуть не оторвав бинт, – Будь прокляты эти Серые Волки. Будь он проклят, этот мир!
Она резко встала, спрятала горшочек в складках платья, и направилась к выходу. Отодвинув шкуру, Кара замерла и бросила через плечо:
– Обряд он всегда проводил с первым лучом солнца… – и горянка выскользнула на улицу.
Глава 27. Путь к свободе
Кара ушла, и через несколько минут я услышал голос Дадаша.
— Да вы совсем охренели? А кто за этим нулем смотрит?
Ему что-то сонно пробубнили в ответ, через несколько секунд шкура откинулась, ко мне заглянул ноль. Я притворился спящим.
Послышался голос:
— Да тут он.
– Вот только глаза прикрыли. Я днем в патруле был, не выспался.
– На заставе хочешь выспаться лишний раз?
– Нет, – прозвучал недовольный ответ.
Видимо, на заставе тут никто не хотел дежурить. Голоса смолкли, и я стал ждать.
Через несколько минут в сломанной лодыжке появилось приятное тепло, как от обычной мази из аптеки. Ну, прям уж страшная боль. Специально напугала Кара, может, из природной вредности.
Потом тепло перешло в жжение. Оно усиливалось, перерастая в настоящую муку, и я понял, что горянка была недалека от истины.
— Вот же на хрен, — прошептал я, понимая, что боль увеличивается по нарастающей.
На всякий случай, пока я мог двигаться, я встал и подтянул к себе костыль. Через полчаса мне казалось, что ногу уже варили в кипятке. До того сильная боль, уже горела даже не кожа, а потихоньку тлели сами кости. Я не знал, что кости могут болеть.
Когда боль стала нестерпимой, а перед глазами пошли круги, я взял костыль и самую тонкую его часть закусил зубами. Но больше всего мне хотелось отгрызть себе ногу, чтобы не мучаться. Когда меня лечила Хали, это было не так больно.