Мера один
Шрифт:
— Спика, — позвал меня мастер Скойл.
Я обернулся, и маг бросил мне мое копье, с которым я пришел на ристалище. Оружие, пролетев вперед древком несколько метров, легло мне прямо в ладонь, и знакомая сила разлилась по жилам. Затем я вышел за Волчицей.
— Ты чем думал? — накинулась на меня Хильда, когда мы вышли.
Я сначала хотел промолчать. А что тут можно сказать? Она и так прекрасно знала, что первушник не может перечить зверю. Но я все же решил ответить:
— Хотел
— Чего? — она даже чуть не поперхнулась.
— Ну, они бы говорили, что ваш примал трус… — начал я.
Болезненный тычок пальцем в уже и так больное место прервал мои оправдания.
— Да мне по нулю на этих павлинов! Они только пыжатся друг перед другом. На носу важный совет, и я хочу, чтобы ты до него дожил.
— Но ведь…
— Тебе ясно?
Я кивнул, но Хильда продолжала смотреть. Черные глаза сверлили, вызывая жжение у меня во лбу. Кажется, это все-таки ее уровень владения стихией огня. Скойл говорил, что мало кто может влиять на плоть другого живого существа. Видимо, Волчица относилась к этим «мало кто».
— Ясно, госпожа.
Волчица удовлетворенно кивнула, и я впервые почуял, что первая волна ярости схлынула. Мы пошли дальше и Хильда бросила через плечо:
— Вернемся на ристалище во второй половине дня. Нечего тебе там сейчас делать.
— Понятно.
Мы некоторое время шли молча, но потом Хильду опять словно прорвало.
— Мою честь он защищать собрался. Защитничек нашелся!
Я молча слушал ее гневную тираду.
— А если скажут, что мой примал тупой, как валенок? — вдруг спросила Хильда, резко развернувшись, — Это честь?
Я не нашелся сразу, что ответить, и у меня вырвалось:
— Так у вас тоже валенки есть?
Этот вопрос выбил ее из колеи, и Волчица даже забыла, что злилась:
— Какие валенки? Не поняла, у кого?
— Ну, у Серых Волков…
Она тряхнула головой:
— Что за чушь нулячья? Спика, твою-то мать! Какие, на хрен, валенки?
И она пошла вперед, прибавив шагу, будто убежать от меня хотела. Усмехнувшись, я поспешил за ней.
Когда мы пришли в особняк, отдохнуть не удалось. После еды во дворе меня уже ждал Фолки. И, в принципе, я с радостью выбежал к нему — есть, когда на тебя с голодным обожанием смотрит Устрица, было просто невозможно.
Хильда явно намекнула, что у меня теперь все дни расписаны до минуты, так что времени на уединение с первушкой не было. Так что дразнить себя лишний раз я не стал.
Фолки стоял передо мной, одетый, как обычно, во все темное. Коренастый, едва ли выше меня, но плечистый. Длинные черные волосы его были схвачены стальным обручем, под плащом на поясе угадывались кинжалы. Капюшон лежал на плечах.
При взгляде на него так и просились слова «рыцарь плаща и кинжала». Наверняка этот зверь провел не одну тайную операцию, его ночное
— Ты неплохо тогда держался, — сказал Фолки.
— Когда, мастер зверь?
— Хороший вопрос, — усмехнулся он, — Всегда.
— Я хотел жить, — продолжил я наш странный диалог.
— У меня тоже есть таланты, — сказал он, — Я слышу. И чувствую… хм… варианты.
— Какие?
— Не какие, а когда, — пояснил Фолки, — Я предвижу, как развернутся события.
— Не понимаю, мастер зверь.
— Первота ты… — помощник ухмыльнулся, — Как я проник в тюрьму?
Я пожал плечами.
— С помощью дара, — ответил он.
Возникла пауза, и я даже не сразу понял, что Фолки посчитал вопрос закрытым. То есть, он считает, я должен был все понять из этой фразы? Блин, и попался же учитель. Мне еще не доводилось общаться с ним так много, и я не подозревал о его странностях.
У меня была еще куча вопросов, но взгляд Фолки говорил, что он не горит желанием что-либо объяснять.
— Скегги тебе сегодня показывал настоящую опасность, — сказал Фолки, сменив тему, — Он кретин, конечно, но воин отменный.
— Я заметил.
— Не злись на него, характер у него не сильверит, конечно.
Услышав это, я даже забыл про свои обиды. Это слово сегодня звучит второй раз.
— Сильверит? — с удивлением спросил я.
— Не смешно, первуха. Итак… Ты чувствуешь опасность?
Мне, конечно, не понравилось, что он снова поменял тему. С этим зверем у меня к Нулевому миру возникнет еще больше вопросов, чем ответов. Я только сделал вывод: «сильверит» — это что-то, известное всем тут с младенчества. И о чем особо не принято говорить.
— Да, чувствую, — ответил я.
— Это чувство — стихия духа, — сказал Фолки, — Стихии первушников, они внешние. Материя, как у нас маги говорят.
Он замолчал. Я опять подождал несколько секунд, и спросил:
— А стихия духа?
— Не люблю много говорить, — поморщившись, сказал Фолки, — Она внутренняя, естественно. И в то же время внешняя.
И опять молчание. Я тоже в отместку решил молчать, потому что, кроме раздражения, у меня урок Фолки ничего не вызывал.
Зверь задумчиво стоял, рассматривая меня, и я понял, что он так может простоять хоть весь день. И мое возмущение у него не вызовет никакой реакции.
— К оракулу мы ходили, — сказал вдруг помощник, — «Слово» Кабанов он не услышал.
— Вы про печать, мастер зверь?
— Да.
— Как же такое возможно? — растерянно спросил я.
— Ну, — тот пожал плечами, — Но это не значит, что его не было.
Я задумался над его словами, но понял, что слишком мало знаю обо всем этом. Что такое печать, что такое «слово»? Если бы я хоть имел представление, куда копать.
— Прогуляемся по городу, — сказал вдруг Фолки, — Успеешь позаниматься.