Мерцание страз
Шрифт:
Инесса с удовольствием вспоминает то «перевалочное» время. Мама перестала водить её в сад. Они стали ездить по городам, которые находил им риэлтор, жили день-два, а то и три, в гостиницах, ходили смотреть квартиры. Скоростные поезда, разговоры со взрослыми в вагоне, ту-дух-тух-тух – стучат вагоны, проносятся мимо деревья, леса, домики, дома, домины и домищи… Новый город, новая гостиница, новые просмотры квартир… Шайба – четвёртый просмотренный город, в нём они с мамой решили остановиться навсегда и, как оказалось, не прогадали. С тех пор Инесса любит поезда, они напоминают детство, стук колёс заводит в Инессе моторчик воспоминаний.
В Шайбе маме сразу понравилось: есть ледовый дворец, работает военный завод, воздух чистый, несмотря на предприятие.
– У
В ледовый дворец решили заглянули сразу, как затащили чемодан в номер гостиницы – мама с Инессой во всех городах сразу шли в дома культуры, библиотеки и музеи – в культурные объекты заходили, и везде мама у сотрудников спрашивала, стоит ли переезжать, всё-таки культурные люди более совестливые, так считала мама. В Шайбе ответ сотрудницы библиотеки огорошил: «Если совесть чиста, смело переезжайте. С работой туго, но неквалифицированная есть, с садами туго, школы не забиты и секции в ледовом дворце. Ледовый дворец маму и заинтересовал первым делом. Здание в окружении невиданных гигантских елей. Как раз проходили соревнования новисов, Инесса с мамой прошли на трибуны. Люди, бабушки в основном, общительные попались, сразу стали маме о костюмах рассказывать, жаловаться, как всё дорого – коньки хорошие, тренировки, подкатки, и – костюмы. Маме пришла идея шить костюмы фигуристам, поэтому она и выбрала этот город.
– Я вспомнила наш цех в центре моды, художники коллекцию придумали под названием «Цирк», для международного показа, дали задание из райкома комсомола. Все костюмы были из шёлка, шёлк расписывали в холодной технике «батик» без резерва, и я расписывать помогала. Мне так нравилась цирковая коллекция, нравилось работать над ней, а девчонки наши, из цеха лёгкого платья, смеялись, никто не хотел на роспись время тратить, помогать художникам. Все портные художников считали за бездельников, сидели за машинками и строчили, чтобы план перевыполнить. Только технолог защищала художников: «У них такая работа лежать на диване и смотреть на небо, они ловят идеи».
– И победили в конкурсе?– спросила Инесса, малышкой она обожала цирк. Цирк – самое волшебное, что было в жизни, а лучшая одежда у воздушных гимнасток и дрессировщиц собачек.
– Нет, не победили, – покачала головой мама. – Конкурс не провели.
– Почему?
– Всё так быстро менялось. Всё стало дорожать, билеты, кажется, подскочили в цене – на конкурс надо было лететь на самолёте, да и горкома комсомола не стало. Вещи остались висеть на вешалках в комнате художников. Художников тоже не стало, их сократили… Вещи в театр продали, ну как в театр, сейчас это называют аниматорами, в коммерческий театр. Мне часто потом снилась та коллекция, там так много было солнца и оранжа, и шёлк натуральный…
В июне Инессе исполнилось пять лет, они с мамой перебрались в Шайбу, контейнер с ценной мебелью и кастрюльками прибыл к августу. Жили в прекрасном многоэтажном доме, в просторной квартире, на высоком первом этаже. Под окнами – кустики и сказочные клумбы. Инесса подружилась с соседкой Галиной Мурмановной, любительницей растений и всей остальной природы, их балкон общий: соседка в однушке, они – в трёшке. Вместе с соседкой Инесса следила за клумбами, выкапывала корешки в виде морковок, но не овощ и луковицы однолетников, но не лук, остригала кусты, выкорчёвывала сирень, которая не пережила зиму, хотя Галину Мурмановну уверяли, что это морозостойкий северный вид.
Мама всем, кто приходил знакомиться, объявляла, что она портниха и берёт заказы, да и вообще мама сразу в Шайбе стала разговорчивее.
На новом месте не сразу сложилось, как планировалось, точнее сложилось, как вообще не планировалось. Ни в один из четырёх садов Инессу пока не принимали – не было мест, поставили на очередь.
– Ну ничего, – успокаивала мама больше себя, чем Инессу. – Фигурным катанием займёмся, три дня будут заняты.
Детство – понятие растяжимое. Инесса считала детством жизнь в Москве. В Шайбе Инесса, увы, быстро повзрослела. Переживания старят не только взрослых, они что-то неведомое ломают в ребёнке, наверное, веру во взрослых.
Пока шли на просмотр, мама рассказала Инессе, что Шайба – город древний, а деревни по соседству – ещё древнее, резные ставни на многих избах почти вековые, под охраной архитекторов, и когда Инесса подрастёт она сможет оценить красоту деревянного зодчества.
– Смотри, сколько озёр вокруг! – восхищалась мама.
Инесса не видела ни одного водоёма – улицы, дома, машины, бабули, стоящие по обочинам с кедровыми шишками, грибами и соленьями. Позже, когда Инесса подросла и изучила город от и до, она узнала, что озеро не только у их дома – по пригороду их пять, зимой давным-давно начинали играть команды в бенди, когда ещё и города никакого в помине не было. Инесса с мамой вечерами прогуливались к озеру у дома и представляли, как старинные люди гоняли старинными клюшками свёклу или картошку 1 …
1
Бенди – старинная игра, когда по льду палками гоняли какой-нибудь овощ
Мама рассказывала воодушевлённо:
– В городе всегда был лёд. Сначала, совсем давно, когда полозья привязывали к ботинкам – на озере, а потом, когда мир стал почти как сейчас, с электричеством, газом, водопроводом и антеннами, появился на специальных аренах искусственный лёд. В ледовый дворец мы сейчас и топаем. Когда-то там были секретные тренировки хоккеистов – тех, что становились олимпийскими чемпионами в золотой век хоккея. И фигуристы тренировались, чтобы программы не сплагиатили.
– Как так? – Инесса недавно узнала, что такое «хоккей», но что же такое «сплагиатили»? Фигурное катание Инессе было знакомо, они с мамой ещё в Москве по телевизору смотрели – Инессе понравилось, когда дядя с тётей, а когда по одному катались, скучно…
– Ну чтоб никто вообще раньше времени не знал, какая программа ставится и какие костюмы – это я так предполагаю. Иначе зачем спортсменам так далеко от столиц забираться?
В ледовом дворце при входе светилась рекламами стойка буфета, гудел соковыжиматель, тарахтела кофемашина, шумел странный стакан – взбивал кислородный коктейль, объяснила мама. Рядом – картина до потолка, гигантские фигуры в касках и с палками-клюшками. Казалось, что они сейчас ударят Инессу, во всяком случае зацепят. Инесса отвернулась – да ну их. Хорошо, что картину загородили сидящие за столиками люди – и как только они не боятся этих чудищ, особенно одного, в маске. Несмотря на страшную мозаичную картину на стене, Инессе понравился буфет, его бубнящие моторами варки-парки. Инесса изучила витрину с пирожными и слушала болтовню приборов. Она никак не могла привыкнуть, ей казалось, что в Шайбе все болтают: и фонари вечерами, и деревья во дворе, и маленькие волны на маленьком их озере у дома нашёптывают удивительные истории о древних людях, которые снятся Инессе потом ночью. В буфете витрины не такие как в магазинах: в магазинах – хлеб и сладости, молоко и мясо, собачья и кошачья еда в пакетах и коробочках, в буфете – всё напоказ, и всё вкусное – бутеры, пирожные, а самая страшная машина периодически выплёвывает жареные колечки, буфетчица присыпает их через сито – почти как девочки в песочнице! Инессе казалось, что приборы перестали жаловаться на тяжёлую жизнь, и уже не беседуют между собой, а дразнятся и хвалятся.
Кофемашина, такая: я главная.
А взбиватель коктейлей такой: я самый воздушный.
А соковыжмалка: я вас сейчас, хвастливые создания, миномётными липесинами обстреляю.
А пирожные пищали из витрины: вы глупые машины на службе у еды, а мы сама вкусная еда и есть.
И в конце бутерброд с красной рыбой пробасил: я самый главный, меня в день по пять подносов делают, а вы все – так, антураж.
И только машина, выплёвывающая жареные колечки молчала, гудела себе, подпевала кому-то…