Мэри Бартон
Шрифт:
– И она им больше не показывалась?-опросила Мэри.
– Так ясно – никогда. Один только раз матрос, стоявший ночью на вахте, говорил, будто видел, как она плавала вокруг корабля. Она протянула ему свое зеркальце, и он увидел в нем очень ясно свой домик близ Эйбера в Уэльсе (там у него жена живет), а на пороге увидел жену – она стояла, прикрыв глаза рукой, точно вглядывалась в даль, не идет ли он. Но Джек Харрис сказал, что ему нельзя верить, потому как он любит выдумывать, да и вообще какой-то тронутый, вечно по дому скучает.
– Жалко, что ее не поймали, – задумчиво произнесла Мэри.
– Ее-то не поймали, но в руках у них осталась одна ее вещица, –
– Что же это была за вещица? – спросила Маргарет, которой почему-то очень захотелось, чтобы дедушка поверил в эту русалку.
– В спешке она забыла на скале свой гребень, и один из матросов увидел его. Ну и вот, они решили, что лучше гребень, чем ничего, подплыли к скале и забрали его. Теперь он у Джека Харриса на борту «Джона Кроппера». Я сам видел, как он им каждое воскресенье утром причесывается.
– Какой же он с виду? – нетерпеливо осведомилась Мэри. Воображение уже рисовало ей коралловый гребень, усыпанный жемчугом.
– Если б с ним не была связана такая необыкновенная история, ты бы ни за что не отличила его от простого частого гребешка.
– Куда уж там, – с усмешкой заметил Джоб Лег.
Моряк закусил губу, чтобы удержаться и не нагрубить старику. Маргарет было очень не по себе: она хорошо знала своего деда и боялась даже подумать о том, какое еще он может отпустить язвительное замечание в адрес молодого матроса.
А Мэри столь живо интересовали чудеса морских глубин, что она даже не заметила, с каким недоверием Джоб Лег отнесся к рассказу Уилсона о русалке. И когда обиженный Уилл умолк, решив за весь вечер не раскрывать больше рта, она поспешно взмолилась:
– Ах, Уилл, расскажи нам, пожалуйста, еще что-нибудь из того, что ты слышал и видел на кораблях.
– Зачем же, Мэри, если люди не верят моим рассказам. Я своими глазами видел такое, от чего некоторые сразу начнут фыркать и плеваться, точно я младенец, которого можно этим испугать. Но тебе, Мэри, – и он подчеркнул «тебе», – я расскажу про разные морские чудеса, потому что ты не умничаешь и веришь мне. Я, к примеру, видел летучую рыбу.
Мэри была поражена. Про русалок она слыхала и даже видела их на вывесках гостиниц, но о летающих рыбах ей не приходилось слышать ни разу. Другое дело – Джоб. Он вынул изо рта трубку и, кивнув в знак согласия, сказал:
– Да, молодой человек, вот теперь вы говорите правду.
– Ах, значит, это, почтеннейший, пришлось вам по вкусу. Вы верите мне, когда я говорю, что видел диковинную полурыбу-полуптицу, и не верите, когда я говорю, что есть такие чудища, как русалки – полурыбы-полуженщины. Мне, к примеру, одно кажется ничуть не диковиннее другого.
– Но вы же сами не видели русалки, – мягко вставила Маргарет.
Однако Уилл Уилсон придерживался девиза: «Любишь меня, люби мою собаку», слегка видоизменив его в «Веришь мне, верь Джеку Харрису», а потому замечание Маргарет отнюдь его не успокоило.
– Это Exocetus из семейства Scombresocidae, [66] – пояснил Джоб, чрезвычайно заинтересовавшись сообщением моряка.
– Ну вот, конечно! Вы, видно, из тех, кому нужно всякую тварь назвать по-ученому, только тогда он ее признает. Словом, приукрась их, и вы их признаете, а назови попросту, по-человечески – вы о них будто и не слыхали никогда. Я таких, как вы, много видывал, и знай я, что вы за птица, непременно окрестил бы
[66] Exocetus из семейства Scombresocidae– летучая рыба из рода долгоперов, семейства щукомакрелей.
– Может, для кого и существуют, но не для меня! А мне расскажите-ка лучше…
– Что ж, – согласился Уилл, довольный, что наконец-то старик ему поверил. – Было это в последнее наше плаванье, и находились мы тогда на расстоянии дня пути от Мадейры, как вдруг один наш моряк…
– Надеюсь, не Джек Харрис, – пробормотал Джоб.
– …окликнул меня, – продолжал Уилл, не обращая внимания на эту реплику, – и показал мне – как вы ее там называете, а по-моему, летучую рыбу. Она футов на двадцать выпрыгнула из воды и пролетела этак ярдов сто. Так вот, почтеннейший, я одну такую высушил и, если хотите, могу вам ее подарить – вот только, – уже тише добавил он, – поверили бы вы мне насчет русаликуса.
Если б моряк сказал, что отдаст летучую рыбу лишь при условии, что Джоб Лег поверит истории с русалкой, я уверена, что, при всей своей искренности, старик сделал бы вид, будто поверил, – так ему хотелось получить для своей коллекции этот экземпляр. И в порыве искренней благодарности он так крепко пожал обе руки моряка, что совершенно покорил его, но при этом немало озадачил бедняжку Элис, которая, однако, радостно улыбнулась, догадавшись, что это – выражение добрых чувств к ее племяннику.
Джобу хотелось выразить свою признательность как-то ощутимее, но он не знал, как лучше это сделать. Он опасался, что молодой человек не оценит должным образом его подарок, если он отдаст ему второй экземпляр любого из имеющихся у него представителей отряда Araneides или даже большого американского Mygale [67] – одного из самых ценных его сокровищ, а он с радостью подарил бы любой из имевшихся у него вторых экземпляров тому, кто собирался дать ему настоящего высушенного Exocetus. Чем же его порадовать? Надо попросить Маргарет спеть. Не только ведь обожающий ее дед чрезвычайно высокого мнения о ее пении. И вот Маргарет запела одну из своих чудесных старинных песен. Она не знала ничего современного (за что ее слушатели должны были бы быть ей только благодарны) и запела одну из баллад, которые выучила, когда сопровождала лектора в его поездке.
[67] Araneida– отряд паутинных пауков. Mygale– паук-птицеяд.
Мэри забавлялась, наблюдая за молодым моряком, который сидел как зачарованный, раскрыв глаза и рот, стараясь не пропустить ни одного звука. Он даже не мигал, словно боялся в этот краткий миг потерять какую-то частицу дивной музыки, наполнявшей комнату. И тут Мэри подумала, что маленькая некрасивая Маргарет, чинная и рассудительная, пожалуй, может покорить сердце веселого и смелого красавца Уилла Уилсона.
Ну, а Джоб довольно быстро переменил мнение о своем госте. Этому, конечно, немало помогла летучая рыба, но еще больше – его нескрываемое восхищение пением Маргарет.