Мэри Бартон
Шрифт:
Он подошел и долго, любовно смотрел на мертвое застывшее лицо, потом нагнулся и поцеловал сына в еще розовые, как при жизни, губы. Полицейский стоял рядом в ожидании вопросов. Но мистер Карсон не мог пока думать ни о чем, кроме того, что сын его мертв. И лишь потом он начал сознавать, что он не просто мертв, а, возможно, убит.
– Как он умер? – спросил он наконец с тяжелым вздохом.
Полицейские переглянулись. И один из них начал рассказывать. Услышав выстрел на Тэрнер-стрит, он бросился туда. Мистер Карсон хорошо знал этот глухой переулок, которым можно было напрямик пройти к калитке его сада, а у Гарри был ключ от нее. Свернув
Мистер Карсои внимательно выслушал их, не отрывая глаз от мертвого сына.
– Куда попала пуля? – спросил он, когда они кончили свой рассказ.
Полицейский приподнял густую прядь каштановых волос, открыв небольшой синяк (который с трудом можно было назвать отверстием – так плотно затянулась ранка) на левом виске. Меткий выстрел – а ведь вечер был такой темный!
– Убийца стрелял, должно быть, чуть ли не в упор, – заметил один из полицейских.
– И зашел так, чтобы видеть его на фоне неба, – добавил другой.
Люди, стоявшие у двери, вдруг расступились, и на пороге появилась несчастная мать.
Она услышала в доме какой-то непонятный шум и послала горничную (с которой она охотнее проводила время, чем со своими благовоспитанными дочерьми) узнать, что происходит. Но горничная либо забыла про поручение, либо боялась возвращаться, и, не выдержав, миссис Карсон сама спустилась вниз и пришла на гул голосов в людскую столовую.
Мистер Карсон обернулся, но он не способен был покинуть мертвого ради живых.
– Уведите ее, няня. Это зрелище не для нее. И попросите мисс Софи, чтобы она побыла с матерью.
И он снова устремил взгляд на мертвое лицо сына.
Вскоре по всему дому разнеслись истерические рыдания миссис Карсон. Муж ее вздрогнул, услышав отголосок того, что происходило в его собственном сердце.
Но тут явился начальник полиции, а вслед за ним и доктор. Последний молча проделал все необходимое для установления смерти, и когда, вскрыв вену, из которой не вытекло ни капли крови, он покачал головой, присутствующие поняли, что их предположение подтвердилось. Начальник полиции попросил у мистера Карсона разрешения поговорить с ним наедине.
– Я сам хотел просить вас об этом, – сказал тот и повел его в столовую, где на столе стояла рюмка убитого.
Плотно прикрыв дверь, они сели, но каждый ждал, чтобы разговор начал другой.
Наконец мистер Карсон прервал молчание.
– Вы, возможно, слышали, что я богатый человек.
Начальник полиции молча кивнул.
– Так вот, сэр, я готов отдать половину… нет, все мое состояние, чтобы убийца не ушел от виселицы.
– Вы можете не сомневаться, сэр, что мы приложим все усилия, чтобы отыскать его, но обещание приличной награды, возможно, могло бы ускорить поимку преступника. Однако я хотел сообщить вам, сэр, что один
– Что вы считаете приличной наградой? – спросил мистер Карсон.
– Ну, сэр, достаточно будет фунтов триста или пятьсот, чтобы прельстить любого соучастника.
– Я дам тысячу фунтов, – решительно заявил мистер Карсон. – Это дело рук проклятых забастовщиков.
– Думаю, что нет, – сказал его собеседник. – Несколько дней тому назад человек, о котором я вам говорил, доложил своему начальнику, что он еле рознял вашего сына и какого-то молодого человека, который, судя по одежде, очевидно, работает на литейном заводе. Парень этот швырнул мистера Карсона на землю и едва ли отпустил бы его, если б не вмешался полицейский. Последний хотел даже арестовать его за нападение, но мистер Карсон не позволил.
– Как это на него похоже!… Он всегда был благороден, – пробормотал несчастный отец.
– Но после того, как ваш сын ушел, этот рабочий произнес по его адресу несколько угроз. И, по странному совпадению, драка между ними произошла там же, где было совершено и преступление, – на Тэрнер-стрит.
Кто-то постучал в дверь. Софи поманила пальцем отца и, когда он вышел, испуганным шепотом попросила его пойти поговорить с матерью.
– Она не отходит от Гарри и говорит так странно. Право, папочка… мне кажется, что она лишилась рассудка,
И несчастная девушка горько зарыдала,
– Где она? – спросил мистер Карсон.
– У него в комнате.
Оба поспешно поднялись наверх. Это была большая уютная спальня – настолько большая, что ее, конечно, не могло как следует осветить мерцающее пламя свечи, взятой второпях из кухни и стоявшей сейчас на туалетном столике.
На кровати с зеленым пологом, тяжелым, словно гробовой покров, лежал мертвый сын Карсонов. Его бережно перенесли сюда и уложили, точно боясь разбудить, да и выглядел он так, будто не умер, а спит – настолько спокойным и безмятежным было выражение его лица. Его красивые черты, лишенные красок жизни, казались еще более совершенными. Все в нем было исполнено необычайного покоя: видимо, смерть наступила внезапно и он совсем не страдал.
В кресле у его изголовья сидела мать – и улыбалась. Она держала руку сына (быстро коченевшую даже в ее теплых ладонях) и с материнской нежностью тихонько поглаживала ее, – так она ласкала всех своих детей, когда они были маленькие.
– Вот хорошо, что ты пришел, – заметила она, взглянув на мужа и продолжая улыбаться. – Гарри такой шутник: вечно что-нибудь придумает, чтобы позабавить нас. А теперь притворился, что спит и что нам не разбудить его. Смотри: он улыбается – слышит, что я разгадала его хитрость. Смотри, смотри!
И правда, губы его, застывшие в покое смерти, казалось, улыбались и словно двигались в неверном свете незатененной свечи.
– Взгляни на него, Эми! – сказала она, обращаясь к младшей дочери, которая, опустившись подле матери на колени, всячески старалась успокоить ее и даже целовала край ее платья. – Он всегда был большой проказник! Помнишь, правда? Как шаловлив он был в детстве. А помнишь, милый, как он прятался от тебя: сунет голову мне под мышку и думает, что его не видно. Ах, какой он проказник, наш Гарри!