Мэри, или Танцы на лезвии
Шрифт:
– Значит, никак.
– Никак. Передумаешь – дверь рядом.
Алекс ушел, а я еще пару минут постояла, упираясь спиной и затылком в дверь своей комнаты, потом вошла внутрь и заперлась. Видит бог – я сделала так, как мне подсказала совесть. Теперь я смогу смотреть в глаза Марго честно и открыто – я не нарушила своего слова.
Цюрих оказался еще убийственнее Бильбао... Все эти тихие европейские городки просто не соответствовали моему темпераменту – они меня пожирали, убивали. В них абсолютно не было суеты, особенно на окраинах, того ритма, к которому я привыкла, всю жизнь прожив
Я нашла самый простой выход – пила. Каждый вечер после ужина уходила к себе с бутылкой коньяка и постепенно приканчивала ее, сидя на подоконнике, куря и болтая ногой. Иной раз еще и пела – в моем «репертуаре» оказалось много «блатных» песен, и ими-то я и баловала окрестности. Алекс ухохатывался, наблюдая за мной, а я только отмахивалась – не мешай, мол.
Он не мешал. Намеков на интим больше не делал – выжидал, однако я тоже никак не собиралась перешагивать мною же нарисованную черту.
На фоне этого странного сосуществования вдруг раздался звонок. В том, что это Марго, я убедилась сразу же, едва Алекс положил трубку. Нет, он не ответил мне на заданный вопрос, он просто молча покидал какие-то вещи в сумку, потом ушел с ней в подвал, а когда вернулся, сумка стала явно тяжелее.
– Я вернусь через пару дней. Никуда не выходи. Все, что нужно, знает Ингрид.
Ингрид, помощница по хозяйству, появлялась в доме несколько раз в неделю, убирала, мыла и иногда готовила. Я, достаточно плохо владея английским и совсем никак – немецким и французским, с нею практически не общалась.
Перспектива остаться на несколько дней в полной изоляции меня никак не пугала – так даже лучше, смогу наконец все обдумать и взвесить на трезвую голову. Результатом этого стала очередная запись в блокноте:
Не сплю вторую ночь. Скоро начну падать. Все как всегда.
Не верю. Ну, не верю – не бывает такого. Не бы-ва-ет.
Если я буду столько плакать – мое «железо» подернется ржавчиной.
Наплевав на запреты, всю ночь курила и пила коньяк на подоконнике.
И плакала.
Выпила литра два чаю – похожа на опухшего с перепоя китайца. По фигу.
Синяки под глазами уже ничем не замажешь и не запудришь.
Голова болит, руки трясутся.
Еще немного – и привет, «дурка».
Все равно не верю. Со мной такого случиться не может. И не случится.
Сейчас еще немного поплачу, докурю – и все выкину из головы. И его выкину.
Если смогу.
Каждому, кто хоть чуть-чуть знал меня, было бы ясно – Мария влюбилась. Влюбилась – и душит в себе это чувство, чтобы не стать предателем. Я никогда не призналась бы Марго – да и не призналась, собственно, – в том, что он на самом деле мне нравится. И что каждую ночь я с трудом сдерживаюсь, чтобы не встать и не пойти к нему. И что пью я как раз для этого – чтобы упасть и уснуть. Потому что иначе могу не выдержать.
Думаю, что Алекс видел это лучше меня...
Я никогда не боялась оставаться одна, наоборот, в одиночестве мне комфортно и спокойно. Все годы жизни с Костей я была лишена этого, в нашем доме постоянно толклись какие-то люди. И сейчас, когда Алекс куда-то уехал, я впервые за долгое время почувствовала себя совершенно счастливой. Я просыпалась далеко за полдень, шлялась по дому полуодетая, не трудилась с макияжем и прической – зачем? К вечеру, приготовив себе пару бутербродов, брала бутылку коньяка и отправлялась к себе. Курила на подоконнике, писала стихи и пила. Это начало пугать, но я вяло отмахивалась от внутреннего голоса: мол, еще пару дней – и все, завяжу. Не пить я могла, просто сейчас мне так было легче – я опять в чужой стране, в чужом доме... Кроме того, меня раздирали противоречия. Казалось бы, что особенного в том, чтобы ответить взаимностью притягательному мужчине? Он разведен, не обременен никакими обязательствами… Но нет – я упорно создавала себе и ему препоны, мучаясь ночами, но сойти с начерченной линии не хотела. Для меня Алекс по-прежнему оставался мужчиной Марго. А уж сделать больно Марго меня не заставил бы никто.
Телефонный звонок раздался поздно вечером через неделю – звонил Алекс:
– Завтра в одиннадцать утра открой, пожалуйста, входную дверь.
– Ты не взял ключи?
– Не отвечай вопросом на вопрос. Я попросил – сделай.
О господи, Призрак гневается... да открою я дверь, мне нетрудно – просто к чему эти тайны и налет мистики? Бред...
Дверь назавтра я открыла, сама ушла к себе – привести немного в порядок лицо и волосы, но вскоре услышала снизу голос Алекса:
– А почему никто не встречает?
Господи, ну что за человек? Зачем ему это надо? Я сунула ноги в шлепанцы и побрела в прихожую. Прямо у распахнутой входной двери замерла Марго с таким несчастным лицом, что у меня сжалось сердце. Не издав ни единого звука, мы кинулись друг к другу и обнялись. Из-за плеча Марго улыбался довольный произведенным эффектом Алекс.
...Чуть позже, придя в себя, Марго улеглась на кровать у себя в спальне и опять начала все ту же песню: мол, было бы хорошо, если бы ты и он... Я оборвала ее, надеясь, что поймет. Она резала по живому – я только-только убедила себя, что все делаю правильно... Марго обиделась, но справилась с собой. Я вообще не понимала, чего ради она так старается свести меня и Алекса, когда вполне очевидно – их история еще не закончилась, более того – я лично видела, что все еще может быть хорошо.
– Зря... – разочарованным тоном проговорила Марго.
– Ты знаешь... возможно, когда-то в моих планах и значилось разбить его сердце, однако я вовремя остановилась, иначе бы уже собирала осколки своего – а зачем? – Я обняла подругу и прижалась к ее плечу носом. – Марго... давай не будем возвращаться к этому разговору – никогда, договорились?
Марго беспомощно кивнула. Ей было не слишком хорошо – перелет и бутылка какого-то вина, которую мы распили на троих перед камином.
– Ты отдохни, а то выглядишь не очень... – я чмокнула ее в щеку и пошла к себе.