Мэри, или Танцы на лезвии
Шрифт:
– Я не буду мешать, даже не подойду – я просто попью чай за соседним столом, Мэри... Я прошу тебя – ну, уступи, возьми меня, я не стану вмешиваться.
Меня это удивило: что за интерес у Марго к моим свиданиям? Еду к мужчине, мало ли, как там сложится: я ведь живая, он тоже, вдруг мы решим продолжить – и что? Марго со мной пойдет? Или как? Словом, я решительно запретила ей ехать. Марго вздохнула и надулась, но я, воодушевленная скорой встречей с Германом, не обратила внимания.
До станции метро «Алексеевская» от дома Марго я доехала быстро, вышла на улицу и тут же попала в объятия Германа:
–
– Приехала... как я могла не приехать – после твоих горячих писем? – улыбнулась я, вспоминая, как весь этот месяц мы переписывались, становясь все более откровенными.
– Идем, прохладно. Я заказал столик, сейчас пообедаем, а потом решим, чем заняться.
В ресторанчике не было народа, это сразу бросилось в глаза. Хотя – будний день, возможно, поэтому. Нас провели в отдельный кабинет, мы сели, и Герман взял меня за руку:
– Маша... ты пока не говори ничего, ладно? Я скажу...
– Да, скажи, я тоже послушаю, – как гром среди зимы прозвучали слова Кости, вошедшего в кабинет в сопровождении Гоши и еще двоих охранников.
Я застыла на диване, отказываясь верить в происходящее – как он меня нашел?! Как вычислил?!
– В чем дело? – спокойно спросил Герман, и я удивилась – мало кто мог сохранять спокойствие и равновесие в беседе с моим супругом, находившимся в крайней степени возбуждения.
– А дело, Герман-джан, в том, что сидишь ты за столом с моей женой, а я не люблю делиться, – сузив глаза, сообщил Костя. – Так что давай-ка выйдем и обсудим, как так вышло.
Я отметила, что даже имя он знает... Значит, кто-то все-таки следил за тем, куда я поехала. И словно в подтверждение моих слов, Костя вынул из кармана несколько смятых листков, испещренных печатным текстом, и кинул на стол:
– Ишь, голуби влюбленные! Письма они пишут! А с тобой, тварь, дома разберусь! – Это относилось ко мне, разумеется. – Выходи, я сказал!
Герман встал, и я вдруг кинулась следом, хватая его за руки:
– Не надо! Я тебя прошу – не надо, он...
– Перестань, Маша, все в порядке, – мягко ответил он, освобождая руки. – Я разберусь сам.
Но разбираться не пришлось – едва Герман вышел из кабинета и повернулся лицом к моему мужу, как Костя спокойно достал из-за пазухи пистолет с глушителем и выстрелил ему в грудь – раз и второй. Герман упал, заливая пол кровью, я рухнула на колени рядом с ним, понимая, что следующая пуля, скорее всего, моя, но выстрела не последовало. Я подняла глаза – Костя стоял прямо надо мной и в упор смотрел мне в лицо.
– Даю тебе неделю. Побудь тут, очухайся – и домой. И не дай тебе бог не вернуться в Бильбао – привезут силой, и тогда пощады не жди. Поскольку ничего не было – я прощу тебя. Но теперь живи и оглядывайся.
Он наклонился, взял меня за подбородок, поцеловал в губы и развернулся к своим:
– Поехали отсюда.
Я так и осталась стоять на коленях на мраморном полу ресторана. Сколько времени прошло, я не понимала, не обращала внимания на приехавшую опергруппу, на каких-то людей, суетившихся около трупа. Герман погиб – нелепо, глупо, из-за дурацкой случайности. Просто некоторые так и не научились удалять почту из компьютера... И теперь я виновна в его смерти, я убила человека, который полюбил меня и хотел спасти.
Неожиданно
Ее забрала «Скорая». Меня же, накачав предварительно лекарствами, долго тиранили два оперативника. Я с трудом понимала смысл задаваемых мне вопросов, выглядела, наверное, круглой дурой, потому что переспрашивала по три раза, как глухая. Но мне было совершенно не до правды – я вдруг заявила, что видела этого человека впервые, просто познакомилась на улице и зашла выпить чашку кофе – что тут такого? А те, кто стрелял... да черт их знает, кто это вообще. Оперативники ощутимо злились, но я предъявила паспорт гражданки Испании, и они, видимо, решили, что проблемы с консульством им ни к чему. Описание убийцы, данное мной, могло подойти любому выходцу с Кавказа – ну а что я сделаю? Наверное, именно в тот момент у меня в голове начал зреть план мести, и сотрудникам МВД России в нем места ну никак не было. Я все должна сама...
Когда меня отпустили наконец, убедившись в моем полном идиотизме и невменяемости, я помчалась в Институт Склифосовского. Кое-как мне удалось прорваться в палату к Марго, и только там я почувствовала себя в относительной безопасности.
Марго долго не приходила в себя, а когда очнулась, первым делом спросила:
– Где... он?
Я не могла взять в толк, зачем ей это, однако ответила:
– В морге.
Марго залилась слезами, и это тоже меня удивило: с чего такой траур по незнакомому человеку? Определенно Марго пора лечить нервы...
– Скажи мне... я имею право знать, я столько раз прощалась с ним...
Я совершенно ничего уже не понимала: откуда она могла знать Германа, прощаться с ним? Что за бред?
– Мэри... скажи правду. Что с ним? Алекс – он точно мертв?
От этого вопроса у меня глаза делаются квадратными – какой еще Алекс?
– Алекс? При чем тут... А он что – в Москве?
– Мэри, не ври! – почти кричит Марго, и я с трудом удержала ее в постели. – Ты ведь была с ним, я видела!
– О господи, Марго! При чем тут Алекс – я даже не знаю, как он выглядит! Я никогда не встречалась с ним – кроме как в аське. Костя убил Германа – понимаешь? И теперь все – мне не вырваться. Я вернусь в Бильбао, и он меня точно на цепь посадит. Во всяком случае, ни о каких поездках речи больше не будет.
Я заплакала, а Марго, поморщившись от головной боли, дотянулась рукой и погладила меня по волосам:
– А зачем тебе возвращаться? Пусть говорит, что хочет. Просто останься тут.
– Марго! Ты не понимаешь... он достанет меня и в Москве. Я должна вернуться...
И тут Марго не выдержала. Я впервые увидела, как она выходит из себя:
– Да?! Ну и уезжай! Уезжай – если тебе так нравится чувствовать себя жертвенной овцой! Уезжай – пусть он зарежет тебя там, твой Костя! Давай, Мэри, давай! Правильно – не пробуй спастись, иди к нему!