Мерило истины
Шрифт:
— A-а… в части… — расслабленно выдохнул Самородов.
Иной реакции майор Глазов и не ждал. Всем давным-давно было известно, что происходящее в воинской части № 62229 полковника Семена Семеновича Самородова интересует мало. Самородов в первую очередь являлся известным в городе и его окрестностях предпринимателем, а вверенную ему воинскую часть воспринимал как место, где время от времени нужно появляться, чтобы иметь возможность получать зарплату. Ну и кое-что еще сверх зарплаты…
Тут дохлой рыбкой всплыла на поверхность сознания Глазова мысль о том, что теперь в обеспечении этого
— Так что там в части-то? — поинтересовался полковник.
— Да ничего сверхъестественного, — сказал Алексей Максимович. — Нынешний призыв с предыдущим поконфликтовал. Можно сказать, малой кровью обошлось.
— Серьезно пострадавшие есть?
— Серьезно — нет.
— A-а… А от меня-то чего надо?
— Поставил вас в известность, — сообщил майор. — Чтобы вы не беспокоились. И пусть Киврин не лезет в это дело. Я все сам проконтролирую, так что…
— Понял, понял, — не дослушав, заторопился полковник. — Вот это хорошо, вот это правильно! Лады, Алексей Максимыч. Действуй, как тебе надо. Если что подписать, оставь у меня там… я к вечеру загляну…
Распрощавшись с Сам Самычем, майор Глазов вернулся к ноутбуку, но тут взгляд его случайно упал на часы в правом нижнем углу экрана.
— Ч-черт… — почувствовав мгновенный укол тревоги, прошипел майор, хватаясь за телефон.
Света должна ведь была позвонить! И давно уже должна была — результаты анализов в местной больнице получают с восьми до десяти тридцати… А сейчас почти два. А она до сих пор не звонит… Да чего волноваться? Может, лекции у нее, опаздывала в институт, не успела позвонить… Он набрал номер дочери.
— Ага, пап… — ответила ему Света. — Извини, у меня прямо из головы…
— У тебя лекция, наверное, была?
— У меня?.. Нет, я… — она на секунду замялась.
— Дома, что ли?
— Ага. Да не переживай, пап, все уже в порядке.
— Уже? — переспросил Алексей Максимович, по голосу дочери поняв, что не все все-таки в порядке.
Света вздохнула.
— Я как раз из больницы приехала, — начала она. — Открываю — тишина. А на полу в прихожей такая лужа… Из кухни натекло. Я на кухню — а она там лежит. Ну, как лежит… Она уже в себя приходила, шевелилась. Я ей укол сделала, а до кровати она сама дошла. Я ей почти совсем и не помогала. Говорит, чайник хотела поставить, и вдруг голова закружилась… Так я на учебу не пошла, мало ли что…
Алексей Максимович длинно-длинно выдохнул.
— Да сейчас-то все нормально, пап! — успокаивающе проговорила Света. — Правда, все нормально! Разговаривает, читает. Телевизор вот недавно попросила включить.
— Ладно, — сказал Глазов и, почувствовав зудящее першение где-то в глубине горла, откашлялся, прикрыв трубку ладонью. — Так что с ее анализами? Ты результаты ведь забрала?
— Забрала, ага…
— Ну?
— Не так чтобы уж очень отлично… — голос Светы звучал теперь… как-то очень по-взрослому. Таким тоном родители доносят до подросших детей нерадостную какую-нибудь новость. — В общем, опухоль меньше не стала. Даже увеличилась… Но немного! Давление на мозг, значит, тоже сильнее… немного.
— А
— Ухудшений нет, — быстро проговорила Света. — Все на том же уровне.
— Так ведь и улучшений нет?
— Так ведь и ухудшений нет, пап!
— Ладно… — Алексей Максимович с силой потер свободной рукой глаза. — Ухудшений хоть нет. Ты в институт, надо думать, не пойдешь уже?
— Да какой институт, третья пара заканчивается… Пап! — позвала майора дочь чуть посветлевшим голосом. — А ты в дом ездил сегодня?
— Нет, доча, не успел сегодня. Дела тут… по службе…
— Скорее бы первый этаж закончили, — со вздохом произнесла Света.
Они еще немного поговорили. Отключившись, Глазов немедленно закурил и пару минут, ожесточенно, со свистом, затягиваясь, бездумно смотрел в окно. День был тусклый-тусклый, и заоконный пейзаж воспринимался совершенно безжизненной затертой картинкой на старомодных фотообоях, поклеенных десяток лет назад.
Резкий звонок рабочего телефона вывел Алексея Максимовича из оцепенения. Звонил капитан Арбатов:
— Товарищ майор, разрешите обратиться?
— Так?
— Приходит в себя наш парашютист. Здоровый такой парнина; я думал, он еще долго не очухается.
— Понял, скоро буду.
— И еще, товарищ майор, — добавил, сильно приглушив голос Арбатов. — Киврин у меня в санчасти. Тоже рвется к парашютисту. Я его не пропустить не могу, сами понимаете.
— Понимаю. Правильно, что рвется. Должность у него такая.
Глазов закрыл ноутбук и вышел из кабинета, заперев за собой дверь. Усилием воли переключив себя в «рабочий режим», он с тайным удовлетворением почувствовал, как привычные тягостные мысли ушли на второй план, уступая место давно не ощущаемой боевой бодрости.
«Ну что, Вася-Олег Иванов-Трегрей, — подумал майор, — непростой ты парень, но и тебя мы обломаем. Никуда не денешься…»
Единственная палата санчасти была оборудована шестью койками, из которых заняты были только две — у окна. На одной возлежал, закинув ногу на ногу, пялясь в потолок и энергично болтая ступней в такт музыке, слышной только ему, розовощекий паренек в майке и трусах. Никаких признаков травм или недомоганий у паренька не наблюдалось. На второй койке помещался укрытый одеялом до подбородка Александр Вениаминович Каверин. Голова Александра Вениаминовича была окутана глухим коконом бинтов, оставлявшим открытым распухшее и посиневшее лицо.
Когда в палату вошел Алексей Максимович, Командор медленно повернул к нему утяжеленную коконом голову и страдальчески пошлепал лиловыми, как у негра, губами. Розовощекий же на соседней койке на появление майора Глазова не отреагировал.
— Здравия желаю, бойцы! — громко отчеканил майор.
Командор чуть пошевелился, давая понять, что не в силах подняться и выполнить воинское приветствие. Розовощекий паренек продолжал, созерцая потолок, полосовать ступней насыщенный запахами хлорки и лекарств воздух. Алексей Максимович подошел к его койке и толкнул носком ботинка ножку кровати. Паренек лениво повернулся, увидел над собой майора, шустро вскочил на ноги, вырвав из ушей пуговки наушников.