Мерлин. Книга первая: "Потерянные годы Мерлина"
Шрифт:
Его напарник, всё ещё держа в руках верёвку, тоже засмеялся.
– Как и полагается демонам.
Я побежал к ней и сразу же заметил силуэт Дитуса, склонившегося над кустом, находящимся под широкими ветвями дуба. Когда я увидел лопату с пламенеющими углями в его руках, страх сковал меня. Огонь. Он разводит огонь.
Угли упали на куст. Столб дыма быстро поднялся к веткам дерева. Дитус стоял прямо, положив руки на бока, наблюдая за своей работой. Его силуэт, окружённый пламенем, казался мне тенью дьявола.
– Она сказала,
– Давай заканчивать, – сказал парень с верёвкой.
– Огонь! – закричал один из торговцев, внезапно заметив пламя.
– Потушите! – заплакала женщина, выходя из хижины.
Но раньше, чем кто-либо успел пошевелиться, два парня взяли Бранвен за ноги. Они тащили её к пылающему дереву, где их ждал Дитус.
Я побежал на него. Ярость заполонила меня, ярость которой я не испытывал раньше. Бесконтрольная и неутолимая, она пробежалась по телу мощной волной, уничтожая все другие чувства и ощущения.
Увидев меня, Дитус усмехнулся:
– Как раз вовремя, щенок. Что ж, приготовим их вместе.
Единственная мысль пронзила меня: «Он должен сгореть. Сгореть в Аду».
В эту самую секунду, дерево содрогнулось и треснуло, из его сердцевины вырвался луч света. Дитус замешкался, крупная ветка, сгоревшая у основания, обломилась и рухнула прямо на его грудь, сломав руки и придавив тело к земле. Пламя рвалось всё выше, будто подгоняемое дюжиной драконов. Торговцы и жители деревни разбежались. Ветки трещали под натиском огня, звуки, с которыми они ломались, заглушали крики пойманного в ловушку мальчика.
Я подбежал к Бранвен. Она была оставлена всего в нескольких шагах от горящего дерева. Языки пламени лизали край её платья. Я быстро оттащил её от усиливающегося огня и развязал путы. Она выплюнула тряпку и посмотрела на меня с благодарностью и страхом.
– Ты сделал это?
– Я... думаю, что да. Наверное, это магия.
Её сапфировые глаза сосредоточились на мне:
– Твоя магия и твоя сила.
Не успел я ответить, как душераздирающий крик вырвался из центра адского пламени. Он нарастал и нарастал, переполненный агонией. Этот беспомощный человеческий крик заставил застыть кровь в моих жилах. Но я сразу понял, что нужно делать. Понял, что я должен сделать.
– Нет! – взмолилась Бранвен, вцепившись в мою тунику. Но было уже поздно. Я погрузился в бушующий огонь.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СЛЕПОТА
Голоса. Ангельские голоса.
Я сел. Это действительно они? Я умер? Темнота окружала меня. Темнота мрачнее самой беззвёздной ночи, которую я когда-либо видел.
Затем – боль. Она поразила моё лицо и правую руку, как бы говоря, что я всё-таки жив. Жгучая боль. И острая. Словно моя кожа была срезана.
Менее остро чувствовалась странная тяжесть на лбу. Я осторожно поднёс руки к лицу. Пальцы правой руки были замотаны, как и лоб, щёки, глаза – перебинтованы холодной, мокрой тканью, пахнущей едкими травами. Даже лёгкое касание через бинт резало острее ножа.
Тяжёлая дверь скрипнула. По каменному полу ко мне приближался шум шагов, отражавшийся от высокого потолка. Их ритм был мне знаком.
– Бранвен?
– Да, мой сын, – ответил голос в темноте. – Я счастлива, что ты проснулся, – но в голосе её слышалось больше сожаления, чем радости, подумал я, когда она едва коснулась моей шеи, – Я должна сменить твои повязки. Боюсь, это может причинить тебе боль.
– Нет, не трогай меня.
– Но я должна, если ты хочешь поправиться.
– Нет.
– Эмрис, я должна.
– Хорошо, но будь аккуратна. Мне больно даже сейчас.
– Понимаю, понимаю.
Я изо всех сил старался не шевелиться, пока она меняла бинты, прикасаясь ко мне осторожно, как к бабочке. В это же время она капала на мою голову чем-то свежим, как лес после дождя, и эти капли слегка успокоили боль. Чувствуя себя относительно лучше, я начал задавать вопросы со скоростью потока реки: «Как долго я спал? Где мы? Чьи это голоса?»
– Мы – прости, если больно – в церкви Святого Петра. В гостях у монахинь, живущих здесь. Их голоса ты слышишь.
– Святого Петра! Это же в Каер Мирдин.
– Так и есть.
Чувствуя холодный ветер от открытого окна или двери, я накинул грубое шерстяное одеяло на плечи.
– Но туда несколько дней пути, даже на лошади.
– Да.
– Но...
– Не шевелись, пока я не закончу
– Но...
– Тихо... так. Еще немного. А, вот здесь.
С моей повязкой упали и вопросы о том, как мы попали туда. Новый вопрос затмил все остальные. Несмотря на то, что глаза теперь были открыты, я ничего не видел.
– Почему так темно?
Бранвен не отвечала.
– Ты не принесла свечу?
И снова тишина.
– Сейчас ночь?
И всё равно она молчала. Где-то рядом послышались крики кукушки.
Пальцы моей свободной от бинта руки дрогнули, когда я дотронулся до пористой поверхности вокруг глаз. Я поморщился, чувствуя рубцы на кровавой корке и всё ещё горящую кожу под ней. Но я не чувствовал бровей. И ресниц. Я провёл руками по краям век, которые тоже покрылись коркой и шрамами.
Мои глаза были широко открыты. И совсем ничего не было видно. Содрогнувшись, я понял одну страшную вещь:
Я ослеп.
Стон вырвался из моей груди. Тут же закричала кукушка и я сбросил одеяло, не замечая боли в ногах, встал с койки, оттолкнув руку Бранвен, которая пыталась остановить меня. Я шатался меж камней, следуя за звуком. Затем споткнулся и упал на плечо. Опёршись руками о стены, почувствовал, как огромные камни давят на меня, тяжёлые и холодные, словно в гробнице.