Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай(без илл.)
Шрифт:
Полулежа на мягкой кушетке, Мерседес не отрывала глаз от горизонта. Луис сидел у ее ног, тихо наигрывая на гитаре. Он только что допел одну из своих любимых испанских песен и уже хотел положить гитару, когда вдруг заметил, что жена, обычно такая внимательная, его не слушает.
— Ты сегодня рассеянна, Мерседес, — проговорил он, склоняясь над ней и заглядывая в ее глаза, в которых светилась печаль.
— Солнце садится в той стороне, где родина Озэмы! — ответила Мерседес, и голос ее дрогнул. — Я подумала об этом, о бескрайнем океане и вспомнила о ее последних минутах.
— Хотел
— Да, мы закажем еще, — чуть слышно повторила юная графиня, и слезы покатились по ее щекам. — Любой из нас в этом нуждается, а за бедную Озэму мы обязаны молиться. Ты не забыл еще раз напомнить адмиралу, чтобы он сделал все, что может, для Маттинао, когда достигнет Эспаньолы?
— Я все ему сказал, не думай больше об этом. И в Льере уже поставлен памятник. Мы можем сожалеть о несчастной девушке, но нельзя же так убиваться! Если бы я не был Луисом де Бобадилья и твоим мужем, дорогая, я бы давно почувствовал к ней не жалость, а ревность.
Мерседес благодарно улыбнулась, и они заговорили о вещах менее горестных, хотя беседа их по-прежнему оставалась печальной. Оба прекрасно понимали друг друга, как это бывает с влюбленными, к тому же Мерседес уже научилась руководить своим пылким и необузданным супругом. Этому не противился и сам Луис, который никогда не забывал, что ему вверено счастье любимого существа, ибо для истинно благородного человека такая ответственность гораздо важнее всего остального. Может быть, влияние Мерседес объяснялось прежде всего тем, что она преклонялась перед достоинством мужа, а это, в свою очередь, обязывало Луиса быть именно таким, каким она его видела. Но сам он никогда не мог осознать этого до конца.
Сразу же после захода солнца к ним подошел Санчо и объявил, что приказал отдать якорь.
— Наконец-то мы здесь, сеньор граф, наконец-то мы прибыли, сеньора донья Мерседес! Перед нами славный город Палос. Всего в ста ярдах отсюда стояли суда дона Христофора, когда он со своими доблестными спутниками отплывал на поиски Индии, благослови бог его и всех, кто был с ним! Лодка готова, сеньора может хоть сейчас сойти на берег. И, если вы не найдете здесь соборов и площадей Севильи или Барселоны, зато увидите Палое, и церковь Санта Клары, и корабельную верфь — три самых знаменитых места! Ибо из Палоса отплыла экспедиция, в Санта Кларе молились о ее благополучном возвращении, а на верфи был построен адмиральский корабль.
— Ты забыл, добрый Санчо, здесь же произошло еще одно немаловажное событие! — добавил граф.
— Совершенно верно, ваше сиятельство, еще одно событие! — подтвердил Санчо. — Прикажете отвезти сеньору на берег?
Мерседес согласилась и десять минут спустя вместе с мужем сошла на берег неподалеку от того самого места, откуда годом раньше отплыли Колумб и Луис. Утоптанный песчаный пляж был заполнен людьми, собравшимися подышать свежим воздухом. Больше всего здесь было простого народа: в Испании, в отличие от других южных стран, люди разных классов
Луис и его прелестная жена сошли на берег, только чтобы отдохнуть и прогуляться, зная, что на судне ночевать гораздо удобнее, чем в любой из остерий Палоса. Они сразу же попали в толпу. Впереди шло несколько женщин, увлеченных беседой; они разговаривали достаточно громко, и наши герои без труда поняли, что речь идет о путешествии в Катай.
— На этот раз дон Христофор вышел в море из Кадиса, — уверенно сказала одна из женщин. — Наши государи решили, что Палое слишком мал для снаряжения такого большого флота. Можете мне верить, добрые соседки: мой муж, как вы знаете, служит на адмиральском корабле.
— Тебе можно позавидовать, соседка! Твой муж в чести у такого большого человека…
— А как же иначе! Ведь он был с ним и в первый раз, когда лишь у немногих хватило смелости с ним отправиться. И он всегда исполнял все его приказы. «Моника! » — сказал он… Нет! «Добрая Моника! — сказал мне сам адмирал. — Твой Пепе настоящий моряк, и я им очень доволен. Он будет старшим боцманом на моей караке, ты и дети твои могут гордиться, что у тебя такой славный муж». Это его истинные слова! А у него слово с делом не расходится, — мой Пепе теперь старший боцман. Но сколько я прочла за него молитв! Больше, чем песчинок на этом берегу!
Луис догнал женщин, поздоровался и, извинившись за любопытство, спросил, не знают ли они каких-нибудь подробностей о первом плавании. Как он и ожидал, Моника не узнала его в столь роскошном наряде и охотно поведала все, что ей было известно, и даже много больше. Из ее слов было ясно видно, что она давно уже позабыла о своих страхах и теперь только радуется. На примере этой женщины можно было проследить перемену, происшедшую в общественном мнении за несколько лет.
— Я много слышал о некой Пинсоне, который был капитаном каравеллы в этом плавании, — сказал Луис. — Вы не знаете, что с ним сталось?
— Он умер, сеньор! — ответил ему сразу десяток голосов. Однако голос Моники оказался громче, и она одна продолжала рассказ:
— Когда-то он считался здесь большим человеком, но теперь он потерял и жизнь и честное имя. Он стал изменником и умер от досады, когда увидел, что «Нинья» целехонькая стоит на реке. Ведь он-то думал, что она не вернется и вся слава достанется ему одному!
Слишком захваченный волнующими событиями последних месяцев, дон Луис до сих пор об этом не знал. В грустной задумчивости они с Мерседес пошли дальше.
— Достойная награда за низость и коварство! — воскликнул Луис, когда они удалились на достаточное расстояние. — Видно, судьба благоволила адмиралу, а значит, и мне, моя любимая.
— А вот и Санта Клара, — заметила Мерседес. — Луис, я бы хотела зайти в церковь, еще раз поблагодарить бога за твое спасение и благополучное возвращение, а также помолиться за будущие успехи дона Христофора.
Они вошли в церковь и стали на колени у главного алтаря. Потом счастливая пара молча вернулась на берег, а оттуда — на фелюгу.