"Мерседес" на тротуаре
Шрифт:
Сестричка снова вопросительно глядит на Катю. Та снова молча кивает. Девушка убегает в служебный гардероб.
— Во что ты опять вляпался?
— Катя, потом. Жди меня в морге и никуда не уходи. Я Лешку заберу и сразу к тебе.
— А меня вообще не существует? — холодно интересуется Лидочка.
— Существуешь, пока еще. — Неохотно признаюсь я. — Иди вместе с Катей и жди. Любовница. — Я отпускаю девушек и вслед Лиде бросаю — Бывшая.
Нельзя сказать, что на второй этаж я врываюсь как Бэтман. Нет. Жизнь, все же отличается от комиксов. Здесь иногда убивают, а умирать мне вовсе не хочется. Осторожно высовываю в коридор нос. За моей спиной раздается: «Что,
— Ага. — Дурачок, знал бы он, что я с испугу чуть не пальнул в него из своей «бутылки».
– А вы что, армрестлингом друг с другом занимались? — Киваю на их загипсованные конечности.
— Точно, — весело соглашается молодой, — упирались, пока кости ни треснули. Только я одной рукой, а он, по старости — обеими. Зато теперь я левша, а дед-безрукий.
— Азарт — великая сила… — Киваю я.
Пожилой подходит ко мне, выглядывает в коридор и говорит заговорщическим полушепотом: «Иди, все чисто. Ни врачей, ни людей.» Мне кажется несколько странным разделение Homo Sapiens на врачей и людей, но дискутировать некогда. Выхожу в коридор. Мужик не соврал: действительно никого. Даже странно. Среди бела дня, в час посещений в коридоре, как в Арктике: холодно и пусто.
Не скажу, что у меня ноги не дрожат. Врать глупо. Очень не хотят мои нижние конечности нести дурную голову в 210 на свидание к кусковским головорезам. Но, куда деваться? Кроме головорезов, в палате Лешка. И оружия у него — два костыля. Инвалида выручать надо.
— Эй, земляк! — не успокаивается пожилой. — Может, нальешь за содействие?
— Конечно, — соглашаюсь не задумываясь. Мне, собственно думать некогда, да и нечем. Голова занята совсем другим. — Заходи в 210. Только со своим стаканом.
— Мой стакан уже там. А друга прихватить можно? — мужик указывает пальцем в сторону лестничной клетки.
— Можно.
У двери Лешкиной палаты останавливаюсь. Делаю вид, что слушаю, что там, за створками под табличкой 210 происходит. Только, что толку обманывать себя, не военная хитрость тормозит меня у дверей, а элементарный первобытный страх. Мгновенно представляю себе, как вхожу в палалту, говорю: «Привет!», получаю горяченькую, свежеиспеченную пулю прямо в лоб. Туда, где за хрупким сводом черепа, притаились, скукожившись от страха, все мои тридцать три извилины.
— Заходи, чего встал, — подталкивает меня в спину Лешкин сосед.
— Ай, была — не была! — почти кричу я и дергаю дверь на себя.
— Какие люди! — Сережа приветствует меня как старого друга. Откуда такая наглая самоуверенность? Их всего-то четверо. Сережа — за командира, охранник, что сидел на вахте в «КарКусе» и двое, которых я не знаю. Нас то же четверо. Я имею в виду трех больных в палате и себя. — Собственно, тебя, братан, и ждали!
Один из незнакомых боевиков, невысокий рыжий паренек, нахально берет с Лешкиной тумбочки яблоко и звонко надкусывает.
— Ждали, и дождались. — Вынимаю оружие и направляю прямо в радостную улыбку Сережи. Лицо у меня сейчас
— Чего? — У Кускова хорошо спетая команда. Это «чего?» вырывается у всего квартета одновременно.
— Андрей, что случилось? — Лешка смотрит на меня с удивлением. Кажется, цель своего визита, кусковцы брату не объяснили. Пока я размышляю, как превратить два вопроса в один ответ, из-за спины раздается третий вопрос, пронизанный интонациями тоски и разочарования:
— Так это не бутылка?
— Это не бутылка. — Я испытываю искреннее сожаления, что разочаровал безрукого инвалида. — Это пистолет. А это бандиты. Они пришли поиграть в кладбище. В роли трупов должны были выступить мы, в роли могильщиков — они. Но поминки придется заменить воздушными ваннами.
— Эй, мужики, в чем дело? — До Лешкиного соседа доходит, что события в палате сильно отклоняются от традиционного сценария больничного посещения.
— Да, мужики, в чем дел? Я же сказал: скидайте портки, власть переменилась! — У меня от напряжения вспотела рука. Влага сочиться по рукоятке пистолета. С ужасом думаю о том, что мне придется делать, если четверка твердолобых не подчиниться. Мне же придется стрелять…
— Ладно, братан. Брось. Давай спокойно побазарим. — Сережа чувствует мою неуверенность и медленно начинает двигаться ко мне. Сволочь, глядит в ствол, улыбается и идет. В животе становится холодно. Нужно на что-то решаться. Иначе он просто вынет оружие из руки. Вот смеху будет.
Грохот раздается со стороны Лешкиной кровати. Я мгновенно оборачиваюсь на шум. Лешка машет костылем, как вертолет лопастью. Один из незнакомых мне мальчиков Кускова лежит на полу, второй, уворачиваясь от костыля, летит прямо на меня. Сам не замечаю, как начинаю нажимать на спуск. Как в замедленной съемке моя рука движется справа налево. «Чпок» — Голова Сережи расстается с богатой шапкой из чернобурки. «Чпок» — падает на пол отключенная капельница с остатками физраствора. «Чпок» — яблоко вылетает из пальцев рыжего боевика.
— Эй, кретин, в натуре, так же убить можно! — С физиономии Сережи сползает героическая маска. Он никак не рассчитывал на свинцовый дождик.
— Да пошел, ты. — Я и сам понимаю, что если продолжать в том же духе, то можно в кого-нибудь и попасть. Признаться честно: ни вкус, ни цвет, ни запах крови меня не возбуждают.
Леха, между тем, сидя на кровати, продолжает орудовать костылем. Потеряв яблоко, рыжий боевик на секунду теряет бдительность и подставляет Лешке тыл. Я слышу этот удар по хребту и ощущаю его так, будто костыль приложился к моему позвоночнику.
— Больно, же козел! — Выдыхает бедняга и падает на четвереньки. А я наивно считал брата безоружным. Пистолет, пистолет, костыль — вот настоящее оружие против мафии!
— Быстро раздеваться! — После Лешкиной победы мой голос заметно окреп. Сережа скидывает на пол расстегнутую куртку. Пара на полу следует его примеру. Знакомый охранник из офиса Кускова уже стоит в одних плавках. Пока мы воевали, он был занят делом. Он готовился к стриптиз-шоу.
— Плавки снимай! — Командует Лешка, перебираясь с кровати на костыли. Охранник без разговоров выполняет распоряжение брата. Кожа охранника заметно синеет и покрывается мурашками. Всегда мучился вопросом: как больные выживают в лечебных учреждениях? В таких условия овощи хранить, а не людей лечить.