Мертвая хватка
Шрифт:
— Нью-Йорк не в нашей юрисдикции. Единственная надежда — передать ее под надзор нью-йоркской полиции прямо в аэропорту. Будем по-прежнему следить за домом, где остаются мать с сыном, ради предосторожности накроем дорогу в школу. Наш коллега в Нью-Йорке, следователь Лэниган, хороший парень. Лучше знает, что делать, чем любой наш посланник. — Тут Грейс скорчил гримасу, переменив тему: — Значит, Эри не меняется, а?
— Еще как изменилась. На голове уже рога выросли у чертовки.
77
Карли стояла в длинной змеистой очереди
Нервы на пределе. Ни разу в жизни она не испытывала такой неуверенности в себе. Рейс задержали почти на два часа, остается надеяться, что заказанный по Интернету лимузин дождется. В Англии половина двенадцатого, здесь половина седьмого. А кажется, будто полночь. Возможно, не надо было пить в самолете «кровавую Мэри» и два бокала шардоне. Думала успокоиться и немного поспать, теперь же дико болит голова, во рту пересохло, ощущение полного одурения.
Как странно. В прошлом декабре она возила в Нью-Йорк Тайлера — это был ему рождественский подарок. Тогда они оба стояли в очереди, охваченные радостным волнением.
Карли позвонила домой, страстно желая услышать сына. Ответила мать, и тут вдруг возник сердитый мужчина в форме, указав на табличку, запрещающую пользоваться мобильной связью. Карли виновато разъединилась.
Наконец, еще через двадцать минут, добралась до желтой линии. Перед ней всего один человек. Представительница иммиграционного контроля, веселая плотная чернокожая женщина, без умолку болтала со стоявшим перед ней тощим мужчиной с рюкзаком за спиной. Когда он прошел, Карли шагнула вперед. Протянула паспорт, ее попросили взглянуть в объектив камеры, прижать к электронной подушечке пальцы.
Улыбавшаяся и шутившая с предыдущим пассажиром женщина больше не веселилась.
— Жмите сильней, — приказала она.
Карли нажала.
— Отпечаток не снят.
Карли поднатужилась, и красный огонек в конце концов сменился зеленым.
— Теперь большой палец правой руки.
Она изо всех сил давила, пока женщина хмурилась на монитор.
— Большой палец левой.
Карли повиновалась.
Женщина внезапно сказала:
— Так. Прошу пройти со мной.
Ошеломленная Карли проследовала за ней мимо пропускных пунктов к дальней двери. В открывшемся за ней помещении переговаривались вооруженные офицеры иммиграционной службы, сидели усталые люди, принадлежавшие к разным расам, глядя перед собой пустыми глазами.
— Миссис Карли Чейз из Соединенного Королевства, — громко объявила женщина, ни к кому конкретно не обращаясь.
К ней шагнул высокий мужчина в клетчатом спортивном пиджаке, простой белой рубашке с коричневым галстуком и уточнил с бруклинским акцентом:
— Миссис Чейз?
— Да…
— Следователь Лэниган из окружной прокуратуры. Управление полиции Суссекса попросило о вас позаботиться во время пребывания в Соединенных Штатах.
Карли уставилась на него. За пятьдесят, могучий, с рябоватым лицом под седеющим ежиком, выражение озабоченное, но дружелюбное.
— Как я понимаю, вы сообщите мне домашний
— Я вас туда доставлю.
Карли тряхнула головой.
— Я машину заказала. Должна ехать одна.
— Ни в коем случае, миссис Чейз. Одна не поедете.
Твердый тон дал понять, что решение принято и не изменится.
Карли напряженно задумалась.
— Слушайте, давайте так: вы меня проводите, а дальше я одна справлюсь. Пожалуйста!..
Лэниган смотрел на нее какое-то время.
— Отсюда до них приблизительно два с половиной часа. Поедем друг за другом. Я останусь у ворот, только вот что мы сделаем. Вы будете отправлять мне сообщения каждые четверть часа. Не получив текст, я войду. Понятно?
— У меня есть выбор?
— Конечно. Иммиграционная служба посадит вас в первый самолет до Лондона.
— Спасибо, — сказала она.
— Всегда пожалуйста, леди.
78
На заднем сиденье «линкольна» темно и тихо. Карли сидела, погрузившись в думы, прихлебывая время от времени воду из бутылочки в держателе на среднем подлокотнике. Возможно, надо было согласиться с нью-йоркским детективом, позволив иммиграционной службе отправить ее обратно в Англию. В горле стоит ком, все тело трясется в ознобе от страха и холодного воздуха из кондиционера.
В салоне с черными кожаными сиденьями и тонированными стеклами мрачно, как на душе. Шофер, кажется, тоже в плохом настроении, произнес не больше двух слов после отъезда из аэропорта. У него постоянно звонит телефон, он что-то сердито бормочет на незнакомом языке и разъединяется.
С каждым разом Карли все сильней раздражается. Нужна тишина. Надо подумать. Сев в машину, она тут же позвонила матери, которая сообщила, что все в порядке. Карли напомнила о завтрашнем визите Тайлера к дантисту, пожелала удачи с ультразвуком.
Бабушка по материнской линии умерла от рака прямой кишки, теперь врачу что-то не нравится в кишечнике матери. После смерти Кеса мать остается единственной прочной опорой в жизни. Если с Карли что-то случится, останется опорой для Тайлера. Мысль, что мать может заболеть, умереть, невыносима в данный момент. Надо только надеяться и молиться о хороших результатах обследования.
Карли мысленно вернулась к тому, что скажет, войдя в дом Ревиров. Если вообще ее впустят.
Время от времени она оглядывается, смотрит в заднее окно. Темно-серый седан следователя Лэнигана неотступно сидит на хвосте. Его присутствие угнетает, инстинкт подсказывает, что она должна быть одна, если хочет чего-то добиться от той самой женщины.
Впереди нескончаемый скучный хайвей, обрамленный зеленью и низкими деревьями. Солнце садится, очень быстро темнеет. Через час будет совсем темно. Она представляла встречу с Ревирами днем. Взглянула на часы. 19:30. Спросила шофера, когда доедут.
Тот кисло ответил:
— Часам к девяти. Хорошо, что не лето, а то бы к одиннадцати. Трафик летом кошмарный.
Головная боль усиливается с каждой минутой. Сомнения тоже. Утренняя уверенность начисто испарилась. Тошнит от страха. Карли постаралась мысленно поменяться ролями. Как бы себя чувствовала на месте той женщины?