Мертвая лилия
Шрифт:
– Бриджит! – гортанно и хрипловато шепчет ночь голосом мистера Смерти, и вот уже белеет кость в тени широкополой шляпы, и дымится коричневая сигара в безгубом провале рта.
– Я здесь… мой господин.
Поцелуй ураганным ветром подхватывает Бриджит, поднимает над мостовой, забирает дыхание, и тьма черным плащом закрывает от взгляда все – и Бурбон Стрит с ее огнями и толпой людей, и звезды на бархате небес, и даже белую кость вместо лица… Это и есть Смерть? Бриджит умерла?
Запах рома и сигар, звуки джаза… Не нужно ждать Барона у распахнутой настежь двери, отбросив
Нужно танцевать.
И Бриджит открывает глаза – зеленые, с желтыми огоньками в холодном малахите взгляда – и протягивает руку своему элегантному партнёру во фраке. Кладбище Сент-Луис ждет ее – навернoе, тепеpь ей жить там, среди изящных надгробий и чахлых пальм?..
– Спокойной ночи, любовь моя… – шепчет Самди и выдыхает клубы дыма.
На подоконнике лежат тигровые лилии – они кажутся ожившим пламенем, что освещает темную новоорлеанскую ночь. Огненно-алые, изящные… лепестки дрожат и танцуют с ветром. И звуки джаза тонут в тумане.
***
– Такое чувство, что ты не спала и всю ночь плясала на Марди Гра, - шутил наутро Нэйтон, приподняв двумя пальцами подбородок Бриджит, внимательно вглядываясь в антрацитовую полночь ее глаз, примечая синеву под глазами и обострившиеся cкулы.
– Как я могла?
– она улыбалась в ответ, но взгляд оставался холодным. Больше не было там кoлдовской зелени, не былo желтых искр, не таился в темени ее глаз дикий зверь и не отражался там Призрачный Карнавал.
Но Бриджит знала, что никогда не забудет, как отплясывала с Бароном под звуки джаза. Она слишком хорошо помнила свой странный сон. Она помнила терпкую горечь рома, запах сигар и сладкий опиумный дым, что белой змеей полз по кинжально-острым листьям лилейника, цветущего под oкнами старинного особняка, заброшенного лет двадцать назад, когда умер последний его хозяин. Наследники жили на Восточном побережье, и в город, славящийся мистическими событиями, приезжать не спешили... Дом был построен в колониальном стиле – с портиками и высокими арочными окнами, с широкой верандой и приземистыми толстыми колоннами. По стенам его змеился плющ, скрывая трещины, он узорчатым ковром украсил серый камень, и в его тени виднелись болотные огни. Тот-Кто-Ходит-В-Ночи танцевал с Бриджит в заросшем саду и… дарил ей тигровые лилии?
К счастью, они были живыми, не иссохшими, как те, что находила на своем пороге перед смертью несчастная мисс Блэк, убитая так жестоко и страшно девушка. Нэйтон расследовал это дело и изо всех сил пытался отстранить от него Бриджит. Они были напарниками, но знали друг друга не один год – с детства Бридит сбегала к Нэйтону, несмотря на все запреты и препятствия. бручились же они всего три месяца назад, к вящему неудовольствию господина Флёра, считавшего семью Коллинзов и его самого белой швалью. Согласия на брак отец пока так и не дал, и Бриджит сомневалась, что когда-либо получит его. Но Нэйтон не терял надежды рано или поздно войти на равных в семью Флёр.
– Ты… не такая, как всегда, – уклонился от вопроса Коллинз. Его руки вдруг стали ледяными.
– А, может, сейчас я настоящая? И я хочу избавить наш город от нечисти и того зла, что скрывается в болотах! – с жаром отозвалась Бриджит, выкручиваясь из его объятий, так холодно стало, так неуютно.
Во сне с Бароном Самди и то было теплее. И веселее.
Вспомнив о нем, сердце пропустило удар, дыхание сбилось. Он дал ей срок – когда придет за расплатой? И какова она будет – эта расплата?.. Но главное, что Катрина здорова – сестра утром встала, и ни следа от сухоты, и дышала ровно, и не кашляла кровью, как прежде. Врач, которого спозаранку привез господин Флёр, только руками развел, недоумевая.
И лишь Бриджит знала правду. Правда, в глазах Катрины мелькнуло что-то странное – будто она догадалась, что случилось на самом деле этой ночью. Она попыталась поговорить с сестрой, но та поспешно умчалась, заявив, что ей нужно срочно в департамент. Господин Флёр недовольно смотрел вслед, но молчал. Казалось, он вовсе забыл о том, что старшая его дочка открывала ночью окна, призывая лоа – будто не было ничего этого, будто не бился он в запертые двери гостиной. Чтo это было – магия духов? Неизвестно. Но Бриджит была этому рада. Не хватало только объяснений с отцом, взбешенным ее поведением, и так слишком часто она его разочаровывала.
– Далось тебе это дело! Пусть этим занимаются те, кто может ходить За Грань! – резковато и грубо сказал Нэйтон, вырывая Бриджит из воспоминаний. – Видящие для того и состоят на службе департамента, иначе…
– Иначе их бы давно отправили за черту города, к волкам и ведьмам?
– приподняла тонкие брови Бриджит.
Она знала о том, что магов в полиции не любят. И причина этому – страх. Кому понравится, что все твои мысли, как на ладони, что в твою душу могут заглянуть и узнать все твои потаённые желания? Не многие могут ставить заслоны, не многие могут сопротивляться магам на ментальном уровне. Бриджит и Нэйтон – умели. Врожденная ли это была способность, или нет – неизвестно, но факт оставался фактом, эту пару не мог просканировать ни один Видящий.
Многим другим, кто не умел сопротивляться магам, весьма мешало это их умение. Людей раздражало, что кто-то может с легкостью их обыграть, поставив под сомнение компетентность. А ещё они не могли смириться, что маги сильнее и умнее простых полицейских, что они быстрее расследуют свои дела. вот Бриджит считала – с этим нужно смириться. И это нужно использовать. Коллинз не был с ней согласен, но к помощи Видящих все же прибегал – расследование было важнее личных предубеждений.
– Оборотни не примут магов, - отмахнулся Нэйтон, - да и никто не выгоняет Видящих!
Он встал у стола, оперся об него, сложил на груди руки, отчего забугрились мышцы под тонкой батистовой рубашкой. У Нэтайна было узкое бледное лицо северянина, с высокими скулами и глубоко запавшими голубыми глазами, прозрачно-льдистыми, как горный хрусталь, и светлые, как лен, волосы. Здесь, в городе креолов и потомков переселенцев из Испании, в городе темнокожих кареглазых людей, Нэйтон Коллинз привлекал к себе много внимания, и прежде Бриджит ревновала, глядя на то, как смотрят на ее жениха другие женщины.