Мертвая улика
Шрифт:
– Отмажь меня от санатория, – попросил Лев Иванович. – Прошу тебя как старого друга.
– И как же? – В голосе Крячко чувствовалась уже просто змеиная вкрадчивость.
– Скажи жене, что на работе у нас завал, – предложил Гуров. – И что без меня этот завал не разгрести ну просто никак. Тебя она знает и потому поверит. А уж за мной дело не станет. Отблагодарю по полной программе.
– И это все? – весело поинтересовался Крячко.
– Все! – решительно произнес Лев Иванович.
– А вот фиг тебе! – сказал Стас. – Даже и не подумаю!
– Да что ты такое говоришь! – ужаснулся Гуров. Чего-чего, а такого откровенного вероломства он от Крячко никак не ожидал.
– То и говорю, – спокойно сказал Стас. – Более того, привлеку к этому делу самого генерала Орлова. Он мужик с понятием и потому поймет, что отдых в санатории для твоего же блага. А уж как он умеет уговаривать, ты это знаешь не хуже моего.
– И это называется друг! – с горечью в голосе произнес Гуров.
– А то кто же, – с прежним спокойствием сказал Крячко. – Конечно, друг. Оттого и поступаю по-дружески. А с завалами на работе я как-нибудь справлюсь и без тебя. Завалы есть и будут, а здоровье у тебя одно.
– Да ты послушай…
– Скажи, ты когда-нибудь был в больнице? – перебил Гурова Крячко.
– Ну, конечно, был, – буркнул Лев Иванович. – Когда меня подстрелили…
– Это понятно, – опять перебил приятеля Стас. – А так, чтобы по своей воле, с какой-нибудь болячкой – был или не был?
– Ну, не был…
– Значит, не был. Ну, а в санаториях бывал?
– Да при чем тут санаторий!..
– Вот и побудь. Друг у меня один – ты, и я хочу тебя видеть здоровым и бодрым, а не скрученным, как крендель… А я тебя буду навещать – со скорбным видом и с апельсинами в авоське. Потому что так полагается – и скорбный вид, и апельсины в авоське. Ну, убедил? Или мне призвать на помощь тяжелую артиллерию в виде генерала Орлова?
– Да пошел ты…
– Сам иди по этому адресу! А еще лучше – поезжай в санаторий!
Гуров в сердцах отключился от связи и предался скорби. По всему выходило, что санатория ему не миновать. Тем более что поясница по-прежнему продолжала ныть, сверлить, стрелять и всячески донимать Льва Ивановича.
Глава 2
– Так это и есть ваш хваленый санаторий? – с неудовольствием спросил Гуров у какой-то дамочки в белом халате, которая вышла на крыльцо, чтобы встретить его.
– Да, – ответила женщина. – Это он и есть. Называется «Сосновый бор».
– Хм! – ядовито сказал Гуров.
У него было прескверное настроение. Ему не нравился ни сам санаторий, ни его название, ни крыльцо, на котором он стоял и разговаривал с женщиной в белом халате, ни сама женщина. Он не нравился даже сам себе. Даже чудная, выкрашенная в голубые и желтые цвета окрестная октябрьская природа и та ему сейчас не нравилась. Даже утренний свежий октябрьский воздух и тот вызывал в нем раздражение.
– Н-да! – сказал он еще ядовитее.
– Успокойся, – шепнула Льву Ивановичу жена. – И веди себя прилично.
Мария приехала в санаторий вместе с мужем, чтобы самолично разузнать, что здесь и как, а то ведь от Гурова разве дождешься внятных разъяснений относительно его здоровья. Вместе с женщиной в белом халате они прошли в вестибюль. Здесь их встретила другая женщина, также в белом халате.
– Пройдемте со мной, – сказала она Гурову. – Я покажу вам вашу палату.
– Палату! – с раздражением произнес сыщик. – Хорошо, что не камеру!
– Ну, ваш номер. Или комнату, – улыбнулась женщина. – Называйте как хотите.
– Если бы дело было в названии! – буркнул Гуров.
– А в чем же? – взглянула на собеседника женщина.
– В сути, – кратко пояснил Лев Иванович. – Ну, ведите меня в мою камеру!
Мария, которая пошла вместе с Гуровым, ткнула ему в бок кулачком и шепнула:
– Где же твое хваленое хладнокровие, Лев Иванович? Прими происходящее как данность, и тебе сразу же станет спокойнее!
– А! – в отчаянье махнул рукой Гуров.
– Вот, – сказала женщина в халате, подойдя к какой-то двери. – Ваша палата… то есть, я хотела сказать, номер… в общем, здесь вы будете жить. Номер рассчитан на двух жильцов, но соседа у вас не будет. Сейчас осень, – пояснила она, – а в это время пациентов у нас не слишком много. Так что никто вас беспокоить не будет. Ну, располагайтесь.
Женщина вышла, а Гуров осмотрелся. Номер как номер – вполне приличный и даже уютный, с телевизором, холодильником, двумя кроватями, двумя креслами и небольшим столиком у широкого окна. За окном виднелись и беззвучно качались под ветром деревья с желтой листвой.
– По-моему, неплохо, – бодрым тоном произнесла Мария. – Так что ты, Гуров, не дури и не хандри. Лечись. Сам ведь понимаешь – надо.
– Вот так она и подкрадывается… – угрюмо произнес Гуров.
– Кто? – не поняла Мария.
– Старость, – сказал Гуров. – Шаг за шагом, незаметно… И ты хоть лечись, хоть не лечись, а она все равно все ближе и ближе. Так для чего, спрашивается, лечиться? От старости лекарства нет.
– Ну вот, ударился в философию, – укоризненно произнесла Мария. – Ах, Лева, Лева! При чем тут философия? Все гораздо проще! Заболел – лечись. Вот и вся философия.
– Не знаю… – пожал плечами Гуров. – Может, ты и права. Но… Вот как только я вошел в эту камеру, так мне отчего-то сразу подумалось о старости. Ты не знаешь, случайно, к чему это?
– Знаю, – усмехнулась Мария. – Эти мысли из-за твоей хандры.
– Ну-ну, – с сомнением произнес Лев Иванович.
– Все, я поехала обратно, – сказала Мария. – А ты будь на связи. И не дури. И не ввязывайся ни в какие приключения, слышишь! Твое дело – лечиться и отдыхать.
– Да какие тут могут быть приключения? – безрадостно усмехнулся Гуров. – Откуда им тут взяться? Одно слово – санаторий «Сосновый бор». Тишина, покой и тоска.