Мертвая жена и другие неприятности
Шрифт:
Вошедшие представились и даже продемонстрировали свои удостоверения. Но Храпычев не понимал ничего из того, что ему говорили, и не видел, что написано в удостоверениях. Однако все они обращались не к нему, а говорили, глядя в объектив видеокамеры.
– Производится проверка по заявлению студентов о вымогательстве у них взятки деканом экономического факультета… – донеслось до Храпычева.
«Может быть, они говорят о каком-то другом декане?» – пронеслось в его мозгу.
Николай Михайлович хотел подняться и выйти из кабинета, но его попросили оставаться на
– А теперь покажите, что у вас в верхнем ящике стола, – велел ему один из мужчин. И, повернувшись к оператору, объяснил: – В кабинете декана несколько дней назад была установлена скрытая камера, на которой зафиксирован факт передачи денег и многое другое.
– У меня в столе только личные вещи, – опомнился Николай Михайлович.
Он стал выдвигать ящики стола. Сначала нижний и вынул из него электробритву, гель, мыльницу и зубную щетку. Потом начал шарить внутри рукой, проверяя, не завалялось ли что еще.
– Верхний ящик, – напомнили ему.
Храпычев попытался открыть средний, но потом все же выдвинул верхний и сразу увидел две пачки стодолларовых банкнот, перетянутых тонкой резинкой.
– Это на ремонт факультета, – объяснил Храпычев, – из личных средств.
Деньги достали, и камеру поднесли совсем близко к столу. Потом принесли какой-то прибор, напоминающий банковский аппарат для подсчета купюр, и положили в него одну пачку, а затем другую. На банкнотах появилась светящаяся надпись, нанесенная маркером: «Взятка».
– Честное слово, подменили, – прошептал Николай Михайлович и посмотрел на Хакимову.
А та отвернулась и равнодушно уставилась в окно, продолжая перекатывать во рту жвачку.
Глава 9
«Москвич» покинул Всеволожск беспрепятственно – на посту ГИБДД досматривали лишь прибывающие в город автомобили. Аня сидела на заднем сиденье, и Ладейников поглядывал на нее иногда. Определенно это была та самая девочка, которую он видел на снимке, обнаруженном на полу в квартире убитой Варвары Николаевны.
– Меня зовут Валерий Борисович, – сказал он, как только пост ГИБДД остался позади.
– Я знаю, – последовал ответ.
И юная пассажирка опять стала смотреть на деревья, росшие вдоль трассы.
– Евгения Ивановна – твоя бабушка?
– Можно сказать и так.
Что означали эти слова, Ладейников не понял. Стало лишь ясно, что Аня неразговорчива, хотя, возможно, просто не желала говорить именно с ним, но отвечала вполне приветливо и даже улыбалась. И тут до Валерия Борисовича дошло: получаса не прошло, как на глазах девочки убили человека, а он пристает к ребенку с дурацкими вопросами.
Ладейников достал позолоченную «Верту» и набрал номер следователя Пименова.
– Зачем вы звоните? – возмутился тот. – Я же предупреждал…
– Только что на меня покушались во Всеволожске…
– И добрые люди в очередной раз помогли вам?
– Именно так. Но я звоню не поэтому. Я сейчас еду на Васильевский, чтобы…
– Отключайтесь немедленно, – приказал Пименов, – вас могут засечь.
Связь прервалась. Тогда Валерий Борисович
– Я понял, – откликнулся Кирилл, – но больше не надо мне звонить.
Дальше ехали молча.
Когда впереди показался комплекс нескольких высотных зданий, Ладейников подумал, что неплохо бы заехать в магазин за продуктами. Надо ведь приготовить что-нибудь и накормить ребенка. Но потом вспомнил, что объявлен в розыск, потому решил не рисковать. Он остановил машину у подъезда, вклинившись в ряд припаркованных дорогих автомобилей. «Москвич» рядом с ними смотрелся так же нелепо, как бомж на корпоративной вечеринке министерских чиновников. Девочка вышла из машины и посмотрела на подъезды. Потом направилась к ступенькам крыльца того, до которого Валерий Борисович не доехал совсем немного.
– Была здесь? – спросил Ладейников.
– Один раз, – кивнула Аня. – Но я все хорошо помню.
Валерий Борисович нажал кнопку вызова консьержа. Когда мужской голос попросил его представиться и назвать цель своего визита, ответил:
– Ладейников. Я живу в этом доме.
Дверь отворилась, и они вошли в просторный вестибюль, Аня сразу направилась к нише, в которой находились двери лифтов. Поднялись на последний этаж, на площадке которого находилась всего одна квартира. Валерий Борисович открыл дверь. Прежде ему не приходилось бывать в подобных домах, и потому, снимая пальто, он машинально отметил:
– Роскошное жилище.
Что делать дальше, Ладейников не знал, но надеялся, когда подъедет Кирилл, он подскажет решение. Вероятно, Евгения Ивановна уже вызвала полицию, а оставшийся в живых киллер дает показания. Теперь у следствия наверняка появятся сомнения в причастности доцента Ладейникова к убийству Варвары Николаевны и прочим преступлениям, совершение которых инкриминируется ему. Видимо, следует как можно дольше отсидеться в этой квартире – пока все не выяснится окончательно.
Валерий Борисович пересек просторный холл, подошел к большому, во всю стену, окну с раздвижной балконной дверью. За стеклянной стеной находилась терраса. С нее открывался великолепный вид на залив – ветер гнал волны, а на горизонте бледнел силуэт Кронштадта, над которым возвышался едва различимый в дымке купол Морского собора.
Аня отправилась осматривать квартиру и вернулась с листком бумаги.
– Мама здесь была, – сообщила девочка. – Скоро вернется, она в магазин пошла. Записку мне на кухне оставила. Прочитать?
– Так она же тебе писала.
– «Я за продуктами, – все же принялась читать девочка. – Вернусь и накормлю вас. Подождите немного».
«Какая мама? – подумал Ладейников. – Откуда?»
Хотя, конечно, мама у девочки должна быть. Тем более что покойную Варвару Николаевну, о гибели которой ребенку ничего не сообщили, Аня называет тетей Варей. Видимо, Евгения Ивановна позвонила матери девочки, у которой почему-то тоже оказался ключ от квартиры. Ах да, ключ имелся и у консьержа.