Мертвая женщина играет на скрипке
Шрифт:
Я сходил на крохотную кухоньку, выдавил из автомата двойной эспрессо средней паршивости, вернулся в комнату и уселся на диван. Петрович не обращал на меня внимания, манипулируя трекпадом и клавиатурой. Цветные пятна метались над столом. Иногда мне казалось, что я различаю в них какие-то схемы и карты, но они расплывались раньше, чем я успевал рассмотреть.
— Пляшут в круге бесконечном,
Окружая пьедестал.
В одурении беспечном
Этот мир существовал…
Петрович,
— В умилении сердечном
Прославляя истукан,
Лучше бы они, конечно,
Наливали мне стакан…
Он бросил манипулятор и задвигал руками перед собой. Ого, у него еще и трехмерная кинест-сенсорика! Я думал, она только в проекте.
— Этот идол ждет Луну,
Волю неба презирает,
В надлежащую волну
Он за борт её бросает…
Петрович просвистел несколько тактов, завис, задумался, но потом сказал: «Ага! Вот ты как?» — и снова вернулся к клавиатуре.
— В угожденье богу злата
Край на край встаёт войной;
А я думаю, что надо
Нам шарахнуть по одной…
Пулеметно протрещав кнопками, — надо же, не один я такой ретросексуал, люблю физические клавиши, — Петрович опять начал что-то крутить руками в рабочем поле.
— На земле весь род людской
Чтит один кумир священный,
Мы навалимся толпой,
Рай построим техногенный…
Петрович вздохнул, с хрустом почесал бороду, пробормотал что-то вроде: «А ведь и построим же…».
— И людская кровь рекой
По клинку течёт булата!
Тут я выхожу такой,
У меня ума палата…
Потом, подумав, возразил сам себе: «Съесть-то он съест, да кто ж ему даст?». И, просвистав еще несколько тактов из Гуно, запел снова, торжествующе и победно:
— И Сатана там правит бал,
Там правит бал,
Он всех конкретно заебал,
Да, заебал!
Откинувшись на спинку кресла, он удовлетворенно разглядывал что-то перед собой. Мне по-прежнему было видно только мельтешение цветных пятен. Я поставил пустую кружку на столик, и Петрович, вздрогнув, повернулся ко мне.
— Блин. Я и забыл про тебя. Извини, — сказал он смущенно.
— Что-то важное? — кивнул я на застывшие цветные пятна.
— Да так, придумал, как местному Сатане хвост на бигуди накрутить.
— А тут есть Сатана?
— А где его нет, Антоха, где его нет? Везде жизнь, везде люди. А где люди — там и херня какая-нибудь непременно. Ну да не о том речь. Ты спросить-то что хотел?
— Слушай, а вот вирп — он где?
— В смысле?
— Ну, в программном. Он же не в смарте сидит? И не в ноуте?
— Он вообще не сидит. Это самообучающийся интерфейсный модуль программно-ментального взаимодействия. Их даже сначала хотели назвать «симпы» — но потом решили, что «вирпы» лучше.
— Но это же все равно какая-то программа, верно? Код, память, процессорные мощности или что там еще… Это ведь на каком-то сервере работает? В облаке, а не на локальной машинке? Вряд ли смарт потянул бы такие нагрузки.
— Это Антох, позавчерашний день — облака, процессоры, жесткие диски… Рудименты и атавизмы. Качественный скачок уже произошел, просто его не все заметили. У нас в головах — целая Вселенная, зачем нам эти убогие костыли? Ты сам видел, как работает графика нового поколения — никаких тебе шейдеров с полигонами, никаких видеопроцессоров с потреблением как у мартена. Легкий намек точками и штрихами — в мозгу идеальная картинка.
— Это я с трудом, но осознал. Но как же все эти поведенческие паттерны? Диалоги, реакции, мимика… Это же все где-то должно быть записано каким-то, не знаю, кодом? Грубо говоря, если вирп произносит какой-то текст, этот текст кто-то должен был написать, он где-то должен храниться, в какой-то базе данных. Какой-то программный механизм должен его выбрать по ситуации…
— Если бы это было так, — засмеялся Петрович, — у нас были бы не вирпы, а унылые долдоны. Как неписи в старых играх — полигональный тридэболван с двумя выражениями лица и десятком прописанных реплик. Причем еще сжирающий интернет-канал, если он облачный, или засирающий память, если локальный.
— И как же они работают? — окончательно запутался я.
— Ты знаешь, что такое «тульпа»? — вздохнув, спросил Петрович.
От неожиданности я не удержал лицо, и он спросил:
— Эй, с тобой все в порядке? Ты как-то побледнел, что ли…
— Ничего, — взял себя в руки я, — так, дежавю, можно сказать.
— А, ну, бывает. Так вот, тульпа — это такая давняя ментальная практика из тибетского буддизма, хотя у них она называлась «спруль па». Визуализованная мыслеформа. Сидит такой тибетский мудрец в своем лотосе и упорно медитирует о чем-то. Предполагаю, что о бабах, но разве ж они признаются. И вот так сильно он себе это воображает, что для него эта, допустим, баба, становится реальней реального. Настолько, что он с ней может даже разговаривать. Хотя о чем с ней разговаривать? Наверное, и трахнуть может, хотя это не точно. И вот все думают, что у него сплошная сансара-нирвана, а на самом деле там бордуар с куртизайками. Потом практику нелицензированно скопипастили европейские мистагоги, а потом кто только этим не увлекался, вплоть до подростковых сетевых сообществ. Подросткам легче дается, у них мозги и так набекрень. Но, тем не менее, тульпотворение всегда было сложной ментальной практикой, требующей способности сосредоточиться и большого труда над собой. Ввести себя в состояние управляемой шизофрении — это постараться надо. А вот если давать мозгу постоянные подсказки и минимальную обратную связь, он в это состояние впадает без малейшего усилия.