Мертвая жизнь
Шрифт:
— К нашим так к нашим... Пойдем...
— А вона... — Жак подался вперед, упершись руками в пол и вглядываясь куда-то в дальний изгиб тоннеля. — Отсвет, или мне кажется?
— Вдруг, охотники?
— Сюда не суются — им стра-а-ашненько, а мы за жратвой все равно наверх полезем...
Жак жил здесь давно — и его очень смешило это «жил». Что там было с ним в настоящей жизни, он толком не помнил. Из паспорта знал, что семьи у него нет, этого и хватило... Он сам рассказал, когда вместе с Джеком поджидал патрульного — это оказался и вправду патрульный. На полпути он остановился и вскинул ружье.
— Придурок! — крикнул Жаба. — Охотнички — не су-ют-ся!
— Сами придурки, — отозвался патрульный. — Докажи!
— Козлина, — пробормотал Жак, расстегивая кнопки на дождевике. — Ног тебе моих не хватает? Во, видно? Джек, подсвети фонариком!
Осветилась дыра сантиметров десять в диаметре — спекшаяся кровь и торчащие осколки костей.
— Хе-хе, Жак, ты что ль? — щурясь, патрульный приблизился. — А это кто с тобой?
— Новенький. Пулю в голову отхватил.
— Я Джек. Вот... мозг прошило навылет... Сначала считалось, будто бы мозг отвечает за действия оживших мертвецов, нет мозга — нет движения, как-то так... Но откуда я это знаю?
— Ученым был? — предположил патрульный. — Или врачом?
— Врачом, наверное, — сказал Жак. — Он дырку от пули промывать собирался, слышь? Чтоб заражения крови не было, хе-х... Ну так как, отведешь?
Патрульный, представившись Натаниэлем, махнул рукой и отвернулся.
— Точно, — бормотал Джек, шагая вслед за ним. Жаба передвигался то на локтях, ползком, то ловко перебирая руками. — Точно, врач... Помню. Слишком много про зомби помню. Про вирус... Сначала считалось — надо голову снести, тогда мертвяк и во второй раз подохнет. Только вот... разбивали, отрубали, отрывали, а тела и головы продолжали жить. До сих пор ведь... Помню одного...
Если б Джек дышал, воздуха ему б не хватило, настолько яркой была возникшая перед глазами картинка: вот подбородок, губы, нос, глаза... глаз — и сколотые края. На ум пришло — «как разбитая чашка». Чашка с густым супом, стекающим с неровных краев.
— Эй, ты чего?
— Ничего. Есть захотелось.
— У нас правило — своих не жрать, — обернулся на ходу Натаниэль. Шея у него была зашита — неровно, косыми стежками, ниже кадыка.
— Кто начнет на своего зубы точить — того, х-хы, в общий котел! — радостно подтвердил Жак. — Прав ты — пожрать бы.
— Олухи, — беззлобно отозвался патрульный. — До вечера еще часа четыре, терпите.
«Затем зомби выбираются на поверхность, — холодно, отстраненно, будто не о себе, думал Джек. —Чертовы коммуникации — то единственное, что не дает людям замуровать зомби под землей, чтоб они перегрызли друг друга. Если подумать, для зомби хорошо, что вирус приживается лишь в мертвом организме — находясь здесь, они б заразили всю воду, многие живые омертвели бы, но и трубы тогда не представляли бы ценности — заварить все люки и нет проблемы... Хотя тогда наверху остались бы зараженные... Нет, все-таки для всех хорошо, что вирус действует лишь на мертвецов. И очень, очень плохо, что зомби жрут людей».
— Есть хочу, — повторил Джек.
— Все хотят. А вечером еще не то начнется.
«Колодцы», — пришло в голову Джека.
— Жак. Натаниэль. Нужно выбираться на поверхность.
— Он что, совсем тупой? — поинтересовался Натаниэль у Жака.
— Нет! — мгновенно окрысился Джек. — Вы когда подохли? И когда к вам последний «новенький» с поверхности приходил? Год назад, два?
Полгода, как оказалось. А люди тем временем уходили с насиженных мест, организовывали общины, селились в глуши... и рыли колодцы. Только упертые бараны, отщепенцы и воинствующие придурки, считающие себя героями, оставались в опасных городах. По разным причинам, от самых банальных — неохота терять нажитое добро, до слишком высоких и пафосных, которые Джек, особенно сейчас, не мог для себя сформулировать. Да еще охотники оставались... Романтичная каша в голове была свойственна лишь редким их представителям, в основном же, охотниками становились по вполне ясным причинам — месть за съеденных родственников или друзей преобладала. Еще иногда находились уникумы, охотящиеся за идею... а иногда маньяки, которым просто хотелось стрелять, взрывать и поджигать.
— Я наверх, — выпалил Джек, когда, сбивчиво и быстро, пересказал зомби все, что вспомнил. — Где ближайший люк? Где вообще карта?
Уверенно, как будто делал так всю жизнь, Джек цапнул патрульного за шиворот.
— Ты еще в карман мне залезь, — но на того жест не произвел ровным счетом никакого впечатления. — Тоже мне...
— Джек, ну, успокойся, — пробормотал Жак. — Новых у нас, может, и не появлялось, но сами-то наверх ползаем, видим, что людей маловато... Кого наши слопают, а кто смоется... Но охотничков-то всегда полно, понимаешь?
— Ты меня не понял, — устало произнес Джек, отпуская воротник Натаниэлевой куртки. — Скоро там вообще никого не останется, и никто не помешает заварить люки и запереть зомби... нас... здесь.
— До ночи подождать можешь? — раздельно и громко спросил Натаниэль. — Все равно ведь нашим рассказать надо, что ты там навспоминал. Один полезешь — точно пришьют, толпой соберемся — уже полегче.
— А сколько вас здесь? — Джек спросил раньше, чем подумал. И тут же всплыли в сознании другие вопросы: кто исследует подземелье, есть ли схемы, по какому принципу выбирается путь...
— Пара сотен наберется, — ответил Жак. — Плюс другие, иногда тут пересекаемся, плюс одиночки... Но у нас община самая большая. Ну, пойдем...
Добрались до стоянки через полчаса. По пути Джек заметил и пробоины в стенах, и, наоборот, замурованные ходы, — и вспоминались, вспоминались карты.
Джек думал, что для стоянок выбираются какие-то особенные места. Лучшие настолько, насколько это возможно здесь. Но нет — всего лишь ответвление подземного лабиринта, с той же водой и шумящим где-то далеко сливом, с той же сыростью и холодом, страшным холодом, пробирающим до костей. Здесь Джеку стало особенно заметно, что он жутко, адски замерз — как если бы смерзлось в теле каждое волокно, каждая частичка и каждая капля.
— А знаешь ведь, как бывало, — вкрадчиво проговорил Жак, — что наши сами керосином обливались и спичкой чиркали. Так согреться хотелось, во-о-от...
— Я понимаю одиночек, — признался Джек.
— Привыкнешь, — вместо Жабы ответил Натаниэль, хлопнув Джека по плечу. — Одиночки долго не живут, ты уж поверь.
— Живут, — захихикал Жак. — Ну, ты как скажешь...
— Заткнись, жабоголовый, — с внезапной злостью бросил патрульный и быстро зашагал, скорее всего, к знакомым.
Лица казались одинаковыми, оттого намного легче было отличать тех, кто так же, как и Джек, схлопотал пулю в голову. Он заметил троих таких. Зомби сидели прямо на полу — кто-то жался к стенам, кто-то болтал ногами в воде. На глазах Джека мертвый паренек дернулся и резко вытащил ногу из отходов. Еле успел схватить ускользающую крысу — и тут же запихнул в рот пищащую голову. Джек молча уставился на него. Так они и смотрели друг на друга — паренек, молча и медленно жующий, обгладывающий крысиный череп, и Джек, испытывающий желание то ли сунуть два пальца в рот (бесполезное занятие), то ли отобрать у незнакомца крысиную тушку.