Мертвая зона. Города-призраки: записки Сталкера
Шрифт:
– Кто тут журналисты? Покажитесь!
Мы с Витькой послушно подняли руки, как в школе.
– Меня зовут Володя Шинкаренко, – представился новый спутник. – Я, можно сказать, абориген, из Припяти после аварии не уезжал. Вы едете в город по моему приглашению, с вашим начальством мы все обговорили. Теперь так: вы, наверное, в курсе, что журналистам без специального разрешения въезд в Зону запрещен?
– Знаем! – дружно кивнули мы.
– Чудненько, – улыбнулся Шинкаренко. – Значится, сделаем так: сейчас вы ляжете на пол возле задних сидений, а мы с ребятами забросаем вас тюками с одеждой, которые автобус везет вахтовикам; тюки лежат в багажнике. Спросят на КПП, скажем: заело в багажнике дверь, вот и везем весь груз в салоне. Ребята с нами едут умные, никому не расскажут,
– Пра-а-авда! – охотно откликнулись наши попутчики.
– Мы не болтливые! – добавил молодой паренек на переднем сиденье.
– И вообще нас это не касается! – поддержал его мужчина в костюме и с дипломатом на коленях. – Мы по своим делам едем, а вы – по своим.
– Вот и правильно, – мигом посерьезнев, похвалил их Шинкаренко. – Так и дальше мыслите, в том же ключе. Помните: Зона болтливых не любит. Здесь болтливый человек запросто пропасть может насовсем. Был и – нету. А где искать? Зона большая…
На секунду в салоне автобуса наступила тишина. Было как-то очень понятно, что наш новый знакомый уже не шутит. Мгновенье назад веселые глаза его вдруг стали холодными, а белозубая обаятельная улыбка исчезла, будто ее и не было вовсе.
– Ну, чего все загрустили? – снова заулыбался Шинкаренко. – Ехать надо! Вы, – он кивнул нам с Витькой, – устраивайтесь поудобнее на полу, а вы, ребята, кто-нибудь, помогите перетащить тюки из багажника!
Через пятнадцать минут мы смирно лежали на жестком, грязном полу автобуса, а сверху на нас были аккуратненько сложены тяжелые тюки. Правда, надо отдать должное Шинкаренко, он заботливо оставил нам несколько отверстий в «тюковой» пирамиде – чтобы можно было дышать.
Как и о чем шли переговоры на КПП Дитятки, мы не слышали и не видели. Вероятно, все образовалось наилучшим образом, потому что автобус наш очень быстро снова тронулся в путь. Ребята во главе с Шинкаренко бодро скинули с нас маскировочный груз.
– Вылезайте, нелегальщики! – скомандовал Володя. – Вот, возьмите, – он протянул нам закатанные в прозрачные «корочки» прямоугольные картонки. – Это – ваши документы. В Дитятках они не годились, а на КПП «Припять» уже вполне сойдут. Там считают, что раз Дитятки пропустили, значит, все проверено.
Я заглянула в свой документ. Там были написаны мои имя и фамилия, кроме того, в графе «пункт приписки» было означено: НПО «Спецатом». На обратной стороне картонки красовалась печать: «05».
– «05» – это разрешение ездить по всей Зоне и заезжать в Припять, – пояснил нам Шинкаренко. – С такой бумажкой вы теперь здесь практически неуязвимы.
– А если нас спросят, кто мы, зачем и откуда? – с сомнением поинтересовался Витька.
– Не спросят, – усмехнулся Шинкаренко. – Я ж тебе сказал уже: в Зоне люди лишнего не болтают. И не спрашивают чего не надо. Тем более мы вас всех сейчас переоденем как положено.
Автобус свернул с шоссе на какую-то узенькую грунтовую дорогу и через несколько минут подъехал к железному ангару.
– Так, граждане, дружно выходим, – скомандовал Шинкаренко, – топаем в ангар и там переодеваемся.
В ангаре хмурые мужики быстро подобрали нам всем «пятнашку» и широкие кожаные ремни. К ремням прилагались острые узкие ножи в ножнах.
– Наденьте на пояс, – велел Шинкаренко. – В Зоне много диких собак развелось, бывает, бросаются на людей. Если кинутся, бейте в горло.
Мы с Витькой растерянно переглянулись. Нет, всякое, конечно, бывало в нашей журналистской жизни, но чтобы перерезать горло живому существу, пусть даже и собаке… Тем более – собаке!..
– Ничего-о-о! – словно подслушав наши мысли, усмехнулся наш проводник. – Когда она на вас кинется с оскаленной пастью, вы быстро свои интеллигентские штучки забудете! Как говорится, не до жиру, быть бы живу. Тут такие законы.
Переодевшись, тронулись дальше. Наших попутчиков шофер высадил у Станции, мы же отправились дальше – в Припять.
Руководство Чернобыльской АЭС не беспокоило и то, что в программе проведения эксперимента раздел о мерах безопасности был составлен чисто формально. Несмотря на рискованность испытаний, никаких дополнительных мер предусмотрено не было. Более того, программа предполагала отключение системы аварийного охлаждения реактора (САОР), а это значило, что в течение всего эксперимента (около 4 часов) общая безопасность реактора будет снижена. Казалось, их вообще мало что беспокоит – словно они возглавляли какой-нибудь не слишком крупный Дворец культуры или пионерский лагерь, а не атомную станцию. Через 2 недели этих людей признают виновниками самой крупной техногенной катастрофы со времен существования человечества. А пока они улыбаются киевлянам со страниц газет и с экранов телевизоров, передающих киевские программы «Новостей». Какими они были, эти люди?
Директор станции Виктор Брюханов – невысокий, смуглый, кудрявый. Первое впечатление – очень мягкий человек, покладистый. По профессии – турбинист, с отличием окончил Энергетический институт, работал на Славянской ГРЭС. Говорят, работал очень грамотно. Трудолюбив, бывало, сутками не уходил с работы. Увы, в атомной энергетике смыслил мало, не атомщик по образованию. И тем не менее был выдвинут начальством Минэнерго на пост директора Чернобыльской атомной станции. Приняв станцию, работал по-прежнему самоотверженно, вот только почему-то на руководящие посты проводил в основном опять же не атомщиков, а бывших работников тепловых станций. Считал, видимо, что атомной станцией могут прекрасно руководить и те, кто практически ничего не смыслит в атомной энергетике. Впоследствии это его убеждение обернется бедой для всей страны…
Николай Фомин, заместитель главного инженера по эксплуатации, пришел на станцию по рекомендации Брюханова. Электрик по образованию и опыту работы, пришел в Чернобыль с Запорожской ГРЭС. Улыбчив, белозуб, темные глаза постоянно восторженно блестят. Очень работоспособен, исполнителен и требователен. Постоянно пребывает в напряжении, как туго скрученная пружина. Импульсивен, честолюбив. Злопамятен. В конце 1985 года Фомин попал в автомобильную катастрофу, в которой повредил себе позвоночник. У него был длительный паралич. Но – могучий человек – Фомин справился с болезнью и вернулся на работу. Правда, прежним он уже так и не стал, чувствовалась с тех пор в нем какая-то заторможенность.
Заместитель главного инженера по эксплуатации Анатолий Дятлов. Худощавый, седой, взгляд уклончивый и тяжелый. Характер трудный, неуживчивый, злопамятный, очень упрямый. Все реакции – замедленные. До Чернобыля заведовал физлабораторией на одном из предприятий Дальнего Востока. На АЭС никогда не работал. Тепловых схем станции и уран-графитовых реакторов не знал. Говорят, в нем совершенно не были развиты чувство опасности и умение быстро реагировать в критических ситуациях. Зато сильно было развито неуважение к коллегам и правилам безопасности АЭС.
Итак, под руководством этих троих людей в 1 час 00 минут ночи 25 апреля 1986 года начались испытания на Чернобыльской атомной станции. Через сутки этот эксперимент обернется ядерной катастрофой.
Припять. Год спустя
На КПП «Припять» мы приехали как «порядочные» – должным образом одетые, с документами в кармане и исполненные собственного достоинства. Молоденький солдатик открыл нам тяжелые железные ворота – город был обнесен «колючкой» по периметру и попасть в него можно было только через этот военный пост. Солдатик мельком глянул наши документы, буркнул:
– Дозиметры включите, грязно, – и отправился в свою будку.
– А и точно, – весело согласился Шинкаренко. – Приборы надо включить.
Он достал из перекинутого через плечо рюкзака три продолговатых компактных дозиметра и показал нам, как ими пользоваться. Посоветовал:
– Повесьте на пояс, рядом с ножами. Когда будем ходить по чистым местам… ну, относительно чистым, конечно, – усмехнулся он, – прибор будет этак бойко попискивать. А как в «грязь» попадете, он начнет омерзительно выть. Тогда не раздумывайте и прыгайте как можно дальше в сторону, иначе ноги «попалите». Будете потом всю жизнь мучиться.
– Зачем прыгать? – удивился Витька. – Ну, я прыгну от силы на метр, и что?