Мертвая зона

Беляев Александр Романович

На пятый день Хэрвуд явился к начальнику полиции и сказал ему:

— Мистер! Я не верю ни в черта, ни в бога, ни в бессмертную душу.

— Я полагаю, мистер, что это должно больше интересовать местного священника, чем меня, — ответил начальник полиции.

— Алло, слушайте, слушайте! — продолжал Хэрвуд. — Я не верю. Но он верил.

— Кто он?

— Итальянец, которого я убил.

Начальник

полиции насторожился.

— Не совсем убил, но все же виновен в его смерти. Видите ли, я не верю во всю эту чертовщину, а он верил. Он говорил мне, что если труп человека остается непогребенным, то душа мертвеца ходит по свету и пугает добрых людей. Так вот, Маручелли верил этой чепухе, и потому он поет после смерти и своим пением довел меня до сумасшествия. Он еще при жизни пел:

Когда умру, то песнь мою Еще я громче запою.

Но я не понимал, что это угроза… А он действительно поет. Вы знали Маручелли? Слыхали его пение?

Начальник полиции кивнул головой. Он уже терял интерес к показаниям Хэрвуда, считая его невменяемым.

— Что же вы хотите? — спросил начальник Дена.

— Я загубил человека и должен понести наказание. А Маручелли надо похоронить, и пусть поп отпоет на его могиле панихиду. Маручелли верил во всю эту чепуху, и тогда он перестанет мучить меня своим пением.

По отрывочным разговорам начальник полиции наконец восстановил всю картину преступления. По-видимому, Ден Хэрвуд в самом деле убил итальянца и после этого сошел с ума.

— Когда же вы слышите пение Маручелли?

— В радиоприемник. Можете послушать сами.

Но начальник полиции сначала захотел освидетельствовать место преступления. Слова Хэрвуда подтвердились. Обглоданный скелет и сохранившаяся голова Маручелли с проломленным теменем были найдены.

— Ну, теперь послушаем пение мертвеца, — с иронией сказал начальник полиции.

Но ирония его сменилась величайшим изумлением, когда он действительно услышал по радио пение Маручелли. Эта песенка была знакома всем.

— Действительно… занятно, — сказал начальник полиции.

— Едем ко мне! — предложил он, быстро поднимаясь от радиоприемника и снимая наушники.

В автомобиле начальника Хэрвуд приехал в полицию. Начальник кивнул полисмену, и тот занял место у двери.

— Садитесь! Я сейчас поговорю с Вервэром по телефону.

Начальник начал говорить, а Ден стоял и с величайшим напряжением слушал реплики начальника, желая понять по ним смысл разговора.

И вдруг начальник громко и раскатисто расхохотался. Этот смех почему-то очень не понравился Дену.

Начальник положил трубку телефона и, повернувшись к Дену, сказал:

— Так вот что говорит мистер Вервэр!..

Ден впился в начальника глазами, а начальник сделал паузу и начал закуривать сигару.

— Он… пх… пх… говорит… пх… что… я не знаю, верно ли передам его слова. Вервэр хотел по возможности уточнить проверку слышимости. Он говорил, что сила и четкость слышимости может зависеть не только от технических качеств передачи и приема и прочих внешних условий, но и от диктора иди певца. Сегодня человек, выступающий перед микрофоном, находится в повышенно жизнерадостном настроении. Голос его ясен и звучен. А завтра ему может нездоровиться. Голос станет тусклым, слабым. Словом, так сказать, объект передачи — звук — не представляет величины постоянной. Поэтому для более точного определения качества слышимости…

Ден не выдержал. Он рванулся к начальнику и сказал:

— Скажите же вы мне, наконец: существует Маручелли или нет и кто поет у Вервэра? Мне совершенно не интересно знать, каким путем Вервэр хочет улучшить учет качества радиопередач…

— Наоборот, это должно очень интересовать вас, так как в этом и заключается весь секрет… Так вот, чтобы исходный пункт радиопередач — звуки, передаваемые в микрофон, сделал величиной постоянною, Вервэр решил все передачи зафиксировать на граммофонных пластинках. И он уже давно передает только при помощи граммофона. Таким-то образом была напета граммофонная пластинка живым Маручелли. Для Вервэра это было тем удобнее, что Маручелли иногда отлучался, пластинка же всегда оставалась у Вервэра. Теперь все понятно?

Ден посмотрел на окно за спиной начальника, на полисмена, стоявшего у двери, и ответил с раздумьем:

— Нет, далеко не все понятно. Я не могу понять: зачем родятся на свет такие ослы, как я?