Мертвая зыбь
Шрифт:
Он шел и размышлял, но ни до чего вразумительного так и не додумался. Нильс подходил все ближе и ближе к дороге, которая вела в Стэнвик. Так, наверное, было предопределено. Нильс шел и шел.
Нет, дорога и судьба — разные вещи. До крайнего дома поселка оставалось несколько сотен метров, когда Нильс услышал, как кто-то идет ему навстречу.
Первым желанием Нильса было куда-нибудь спрятаться, но вокруг стояли только кривые, совсем низкие можжевеловые кусты. Даже если бы он побежал со всех ног, спрятаться было негде. Да и зачем ему на самом деле прятаться? Там, на пустоши, он почувствовал
Нильс остановился за низкой каменной стеной в нескольких метрах от дороги и стал ждать, пока неизвестный подойдет ближе.
Внезапно он увидел, что это была Майя Нюман.
Майя, та самая девушка из Стэнвика, на которую он часто смотрел, а думал еще чаще, но никогда не разговаривал с ней. Да и сейчас, наверное, не получится. А Майя подходила все ближе. Она улыбалась, хотя улыбаться было нечему, разве что обыкновенному весеннему дню. Похоже, она заметила Нильса, потому что, хотя ее походка ничуть не изменилась, Майя выпрямила спину, подняла подбородок и слегка выставила вперед грудь.
Нильс стоял словно завороженный у дороги и смотрел, как Майя останавливается напротив него по другую сторону стены.
Она посмотрела на него, он поглядел на нее в ответ, но не нашел ничего лучше, как пробормотать обычное «Привет!». Его молчание казалось особенно неловким из-за того, что внезапно из кустов, росших вдоль стены, запел соловей. В конце концов заговорила Майя.
— Подстрелил что-нибудь, Нильс? — спросила она звонким голосом.
Он чуть не свалился от ее вопроса. Он даже было подумал, будто Майя все знает, но потом сообразил, что она спрашивает не про солдат. Ну конечно, у него дробовик, и обычно он возвращался в поселок с подстреленными кроликами.
Нильс покачал головой.
— Не-а, — пробормотал он. — Ни одного кролика. — Его качнуло, как будто бы от тяжести шкатулки в рюкзаке, и он выдавил: — Мне надо… я должен идти, меня мама ждет в поселке.
— А почему ты не идешь по дороге? — спросила Майя.
— Не знаю, — Нильс попятился, — по прямой через пустошь быстрее. — Слова произносились все легче и легче. Вот дела — он разговаривает с Майей Нюман. Он решил, что надо еще будет раз как-нибудь попробовать, но только не сегодня. — Ну тогда пока, — сказал Нильс и повернулся, не дожидаясь ответа. Он чувствовал, что девушка по-прежнему стоит и смотрит ему вслед, поэтому пошел прочь от дороги и не останавливался метров двести, прежде чем обернуться и опять посмотреть назад.
Все это время он слышал тихое побрякивание камней в шкатулке, которая лежала на самом дне рюкзака. Он понял, что ему нельзя приносить ее домой, надо быть очень осторожным с трофеем.
Еще через несколько сотен метров, когда дорога в поселок пропала из виду за кустами, Нильс увидел перед собой каменное возвышение.
Старый жертвенный камень, приметное место, которое Нильс проходил почти каждый раз, когда шел на пустошь или возвращался обратно в Стэнвик. Он подошел поближе и остановился. Он посмотрел на груду больших и маленьких камней, подумал и огляделся.
Пустошь, она и есть пустошь — слышно только ветер.
У него начала формироваться какая-то мысль. Нильс снял рюкзак, опустил его на землю, раскрыл и достал шкатулку
Почти точно на востоке виднелась Марнесская церковь. Нильс видел возвышающийся на горизонте прямой шпиль колокольни. Он застыл, как по стойке «смирно», ориентируясь точно на церковь, и широко шагнул от жертвенного камня, а потом начал копать.
Солнце жарило уже несколько дней, и земля здесь совершенно высохла, поэтому ему удавалось поднимать верхний слой большими кусками. Потом он начал копать глубже, помогая руками и немецким перочинным ножом. До берега здесь было недалеко, поэтому земля была тяжелой, каменистой.
Нильс копал и копал, царапая землю и все время оглядываясь вокруг. Когда ямка стала сантиметров тридцать в глубину, Нильс уткнулся в основание скалы — этого хватит. Он взял шкатулку и осторожно положил ее на дно ямки, потом накрыл несколькими камушками с жертвенного камня и построил вокруг нее что-то вроде склепа. После засыпал ямку и руками утрамбовал землю так сильно, как мог.
Труднее всего оказалось уложить в прежнем порядке кустики травы так, как они росли прежде. Нильс понимал, насколько важно, чтобы все здесь выглядело как раньше.
Он долго возился, приводя траву в порядок, потом поднялся и походил вокруг, разглядывая со всех сторон свою работу. Земля выглядела непотревоженной. Все, что его выдавало, — так это грязные руки. Нильс обратил на это внимание, когда поднимал рюкзак.
Он направился к дому. Он расскажет матери про встречу с немцами, решил Нильс. Но надо быть осторожным, чтобы Вера не волновалась, и не стоит говорить про спрятанные драгоценные камни. Пока еще не время — для мамы это будет слишком большой неожиданностью. А сейчас военный трофей — спрятанное сокровище, о котором знает только он.
Нильс опять добрался до стены, перешагнул через нее и выбрался на дорогу в поселок, но на этот раз ближе к дому, чем до встречи с Майей. Он находился почти возле самого Стэнвика.
До дома было уже совсем недалеко, когда он встретил двоих мужчин в тяжелых сапогах. Они возвращались с моря. В почерневших руках они несли большую вершу, [42] полную наловленных угрей.
Никто из них не поздоровался, они отвернулись и даже не поглядели на него. Но Нильсу было наплевать, он даже не помнил, как их зовут.
42
Верша — рыболовная снасть, сплетенная обычно из ивовых прутьев, в виде узкой круглой корзины с воронкообразным отверстием.
По сравнению с такой мелочью Нильс Кант — великан, он чувствовал себя больше, чем весь Стэнвик, вместе взятый. Сегодня он в этом убедился, когда сражался там, на пустоши.
Почти стемнело, он открыл калитку, вошел в сад и поднялся по каменным ступеням гордой и уверенной походкой. В саду оказалось пусто, все вокруг росло и зеленело, пахло травой.
Все было точно так же, как когда он уходил из дома утром поохотиться на кроликов. Но Нильс Кант вернулся новым человеком.