Мёртвая зыбь
Шрифт:
Василий Дмитриевич Захарченко, отвечал ему по-русски, а приглашенный переводчик переводил Кларку на английский язык:
— Я благодарю нашего друга Артура от имени советских читателей за бесценный подарок, который мы переведем и напечатаем в самое ближайшее время.
Кларк дружески распрощался с советскими, как он называл их, друзьями, и уехал в Шри-Ланка на принадлежащую ему туристическую подводную базу, где он организовал для энтузиастов подводные экскурсии над дном тропического моря.
Его роман появился на страницах “Техника — молодежи”.
Захарченко
— Саша! Беда! Роман Кларка напечатали за рубежом.
— Какая ж в том, Вася, беда? Право первой ночи ты использовал.
— Мне не до шуток, Саша. Вызывают на ковер. В большое ЦК. Главных редакторов всех изданий.
— Так если всех, то безопасно.
— Напротив. Подозреваю образцово-показательный разгром.
— Так за что? За границей тебя перепечатали. Ну и что?
— А то, что Артур посвятил свой роман академику Сахарову. Я это посвящение снял, а за рубежом крупным шрифтом выделили. Говорят, Зимянин рвет и мечет. Ты знаешь его?
— Когда он был редактором “Правды”, а я свою первую статью о космосе там публиковал, меня ему представили. Низенький и невзрачный.
— Такие всегда опасны. Однако, этого знакомства для заступничества маловато.
— Повод ничтожный, но для того, чтобы на твоей шее въехать в рай по случаю своего назначения на высокий пост секретаря ЦК, достаточный.
— Моя вина, что я не отговорил Артура. Он, может, удружить хотел. Нашему трижды Герою, отцу водородной бомбы и ядерного щита роман посвящал, не задумываясь, что Сахаров стал символом зреющих перемен…
— Как всегда, Вася, ты преувеличиваешь одну сторону. Думаю, что Кларк именно символу наших зреющих перемен и посвящал свой роман, думая таким способом воздействовать на молодые умы твоих читателей.
— Ну, не знаю… — протянул Захарченко.
Совещание главных редакторов состоялось у Зимянина в ЦК КПСС. И он в назидательно разгромной речи гневно указал на серьезную политическую ошибку главного редактора “Техника — молодежи”, напечатавшего чужое нам произведение, посвященное первому диссиденту Союза.
Тотчас ЦК Комсомола освободил Захарченко от обязанностей главного редактора “Техника — молодежи”, которые он блестяще выполнял тридцать лет.
Для Зачарченко это было, хоть и ожидаемым, но страшным ударом. Ведь не весь напечатанный роман был идеологически порочен, а только неизвестное большинству читателей посвящение, в журнале неопубликованное. Инцидент был крайне раздут, очевидно, в узких личных целях.
Званцев понимал, что для Захарченко это глубокая трагедия, когда его, отдавшего все силы и энергию половины зрелой жизни становлению журнала, выбрасывают пинком в зад по надуманному поводу.
А главное, журнал, которому бы катиться по наезженному пути, сразу, если не потерял лицо, то потускнел, завилял, как потерявший рулевого.
Званцев негодовал, готовый обратиться с протестом в Политбюро, доказать, что принцип, которым, очевидно, руководствовался Зимянин, порочен.
И, прежде всего, опровергнуть в таком письме появившееся в Сталинское время утверждение, будто “незаменимых людей нет”. Оно
“Конечно, мне можно возразить, — рассуждал Званцев, размышляя над возможным письмом. — Неправомерно, дескать, сравнивать Захарченко с великими людьми. Но первая цель — опровергнуть лживую формулу “незаменимых — нет”, противопоставить ей — “все живущие — незаменимы”. Незаменима каждая родная мама для своего ребенка. В редких случаях мачеха окажется на высоте, и все равно будет не такой, как была бы мама родная. Незаменимы были и Ломоносов, и Кулибин, незаменимы ушедшие артисты. Любого руководителя можно сменить, но не заменить его “я” и тот след, который он оставил бы в жизни или на своем посту. Заменить или сменить совсем не одно и то же. Жизнь во всех случаях продолжится, но пойдет уже иным путем. Как всегда, крайние формулы “незаменимых — нет” и “незаменимы — все” не верны.
Нет нужды в конкретном случае равнять Захарченко ни с Пушкиным, ни с Александром Македонским. Надо рассмотреть его на своем месте. Какая польза в его снятии? Нагнать страху на всех главных, убедить их, что пройденный путь ничего не значит, если ты споткнулся? Ведь одного взгляда на вышедшие без Захарченко журналы достаточно, чтобы понять близорукость такого подхода! И что на своем месте Захарченко был незаменим”.
Но прежде, чем написать обо всем этом письмо в Политбюро, Званцев хотел встретиться с Васей, и боялся увидеть его раздавленного случившимся.
И он позвонил ему, готовый приехать к нему, но Вася ответил:
— Я сам к тебе приеду. Дело есть.
Какое может быть дело у отставного, уничтоженного редактора? Или есть еще порох в пороховнице?
И Захарченко, как обещал, приехал:
— Ну, Саша, ты как в воду глядел. Выспался на мне Зимянин, как новый руководитель идеологического фронта, и угодливые комсомольские вожаки поспешили убрать меня ко всем чертям. И теперь я свободный художник, вроде тебя.
— За книгу стихов засядешь?
— Этого мне мало. Я ведь к тебе не плакаться пришел, а за твоей приветственной статьей в связи с выходом в свет нового журнала “Мир приключений”.
— Думаешь пробить? У меня, даже с помощью Леонида Соболева ничего не получилось. Явочным порядком ежегодный альманах “Мир приключений” стали выпускать.
— Вот он у меня под ногами и болтается. Журнал дают, а против названия издательство “Детская литература” протестует. И я решил его назвать “Чудеса и приключения” — “ЧП”. Союз писателей у себя во дворе в былых конюшнях помещение дает.