Мертвое Небо

Мазин Александр Владимирович

Ниминоа…

* * *

Маг явился к Брату-Хранителю в четыре часа пополудни. Как всегда не вовремя. Притомившийся от угодных Величайшему забав Дорманож собирался вздремнуть. Маг возник за спиной, еще более омерзительный, чем в прошлый раз, и без приветствий и предисловий заявил:

– Имперцы в доме здешнего купца. Купца зовут Гривуш. Будут там до завтрашнего утра. Моряка возьмешь себе, светлорожденного отдашь мне.

– О таком мы не договаривались! – воскликнул Брат-Хранитель.– Они оба – преступники! И подлежат…

– Ты тоже преступник,– холодно сказал маг.– Разве ты донес о нашей прошлой беседе?

Проклятый

колдун! Дорманож прикусил губу. Он был в бешенстве, но взял тоном ниже:

– Ты говорил о какой-то вещи? Зачем тебе человек?

– Я передумал,– заявил чародей.– Делай что сказано. В накладе не останешься. Я приду.

И исчез.

«Надо идти к Круну,– без всякого удовольствия подумал Дорманож.– Пусть покажет, где дом этого предателя Гривуша».

* * *

После ужина Гривуш и Данил остались за столом: поговорить о делах. А Руджа Ниминоа увела наверх, в маленькую оранжерею. Здесь, под сенью двух зонтичных пальм у крохотного фонтана, Рудж сорвал с губ дочери Гривуша первый поцелуй.

Волосы девушки лежали на руке кормчего, такие густые, что он ощущал их тяжесть. Рудж был очарован. От голоса девушки у него сладко вздрагивало сердце. От запаха ее нежной теплой кожи прерывалось дыхание. Рудж пил этот запах крохотными глотками, и каждый глоток отзывался чуть слышным звоном. Словно серебряные браслеты на тонких лодыжках Ниминоа. Как она слушала! Впитывала каждое слово, будто Рудж пророк или скадд [8] .

И от этого слова, которые кормчий множество раз нашептывал девушкам в десятках городов Мира, звучали словно впервые.

8

Скадд – актер, владеющий магическим даром, переносящий слушателя в воображаемый им мир.

– Я исчез, растаял в чашах твоих глаз.Я исчез, я только память твоих рук.Я – узор, который вышила иглаЛунным светом на просоленном ветру.Я росой впитался в кожу твоих ног.Я запутался в шелках твоих волос.Я испил от губ твоих, и я не смогОторваться – и твой сон меня унес.Я исчез, истаял, выплеснулся весьБез остатка, канул в мир твоих теней.Но мы знаем, мы-то знаем, что я здесьВ миг, когда ты вспоминаешь обо мне.Я всего лишь пенный след в твоих волнах.Шорох трав на берегах твоей земли.Я исчез в тебе, и наши именаДаже боги не сумеют разделить…

Зеленые веера листьев вздрагивали от случайных прикосновений. Хрустальная вода струилась по мраморному желобу. Крохотные медовницы раскачивались на цветочных чашках…

А снаружи, за толстой каменной стеной – темная улочка, дождь, сточная канава, безликие фигуры в наброшенных на головы капюшонах. Снаружи – Хурида.

– Я купил ее мать на рынке в Мукре,– рассказывал Гривуш.– Но не на общих торгах, а по-тихому. Захватили ее пираты, которым совсем не хотелось передавать волшебный цветок Святому Братству. А оставить себе боялись: доносчиков везде хватает, да и дурманом эти парни интересовались куда больше, чем женщинами.

Слуга поставил перед собеседниками кувшинчик с горячим, сваренным с пряностями кофе и вазу с печеньем. Гривуш собственноручно наполнил чашку гостя. Затем продолжил:

– Пираты меня знали и знали, что могу дать подходящую цену. Надеюсь, ты не осудишь меня, мой благородный гость? Я знаю: в Империи нет рабов.

– Ты сделал ее своей женой,– отозвался Данил.– Что в этом дурного?

– Женой? – Гривуш засмеялся.– Чтобы взять ее в жены, мне понадобилось бы разрешение Отца-Наставника. А Отец-Наставник пожелал бы узнать, хороша ли она в постели. Может, невеста более подходит для развлечения святых братьев, чем для рождения купеческих детей?

Гривуш обмакнул печенье в горячий сладкий кофе, откусил аккуратно, чтобы не испачкать бороду.

– Ты видел Ниминоа, благородный Данил. Она очень похожа на свою мать. Если бы Отец-Наставник увидел ее, я больше не увидел бы ее никогда. Часто я жалею о том, что Величайший позволил моей дочери унаследовать красоту матери.

– Жаль страну, где отец сожалеет о красоте дочери,– пробормотал светлорожденный.

Гривуш пожал плечами. Хурида есть Хурида.

– У меня к тебе предложение, благородный Данил,– сказал он.– Через восемь дней я отправляюсь в Конг. По особому поручению Кариомерского Братства. Если удостоишь меня чести оставаться моим гостем еще восемь дней, я буду счастлив предложить тебе сопутствовать моему каравану.

– Какая изысканная речь! – Данил улыбнулся.– При том, что ты рискуешь головой.

– Я – купец,– Гривуш усмехнулся.– Не заботься о моей выгоде – я ее не упущу. Ты один стоишь дюжины воинов. А я хочу взять с собой Ниминоа.

* * *

– В доме купца Гривуша?

Лицо у Отца-Наставника – словно он увидел псаря в постели любимой наложницы.

– Ты уверен, Брат-Хранитель?

– Да! – отрезал Дорманож.

Недобрым взглядом он озирал покои Отца-Наставника. Таких шпалер у Дорманожа и в прежние времена не было. Настоящая гурамская работа. Уж не предателем ли Гривушем подарены?

– Гривуш – человек верный,– недовольно проворчал присутствовавший здесь же брат Треос.– Твой доносчик солгал.

– Ты ручаешься за него? – Брат-Хранитель Риганского монастыря устремил испытующий взгляд на Треоса.

И тот не выдержал, отвел глаза, буркнул:

– Хочешь проверять – проверяй.

Гривуш – жирная овца. Но стричь его – куда выгодней, чем зарезать. Если Треос поручится за купца – риганцу клыки в него не запустить. Однако если вдруг выяснится: Дорманож прав,– висеть тогда Треосу вниз головой.

– Хочешь проверять – проверяй.

– Людей дашь? – спросил Дорманож.

Треос молчал. Дом у Гривуша крепкий. Пусть высокомерный риганец попотеет. А то и стрелу в глаз схлопочет.

Но Крун уже прикинул что к чему, соображал он быстро – и распорядился:

– Треос! Доставишь сюда всех, кого найдешь в доме Гривуша. И самого купчишку тоже, живого или мертвого. Понял меня?

– Понял.

Ясное дело. Живой Гривуш Круну ни к чему. Еще сболтнет лишнее.

– Ты удовлетворен, брат? – Крун повернулся к Дорманожу.