Мёртвое прошлое
Шрифт:
Он направлялся к своему кабинету, тревожно раздумывая, стоит ли медлить, и собираясь с духом, чтобы позвонить Ральфу по служебному телефону и тем самым отрезать себе пути к отступлению. Он был так поглощен этими мрачными размышлениями, что, только сняв пальто и подойдя к своему письменному столу, заметил наконец, что в кабинете он не один.
На него смотрели профессор Поттерли и какой-то незнакомец.
Фостер смерил их удивленным взглядом.
– В чем дело?
– Мне очень жаль, - сказал Поттерли, - но я вынужден был найти способ остановить вас.
Фостер продолжал
– О чем вы говорите?
Неизвестный человек сказал:
– По-видимому, я должен представиться.
– И улыбнулся, показав крупные, слегка неровные зубы.
– Мое имя Тэддиус Эремен, заведующий отделом хроноскопии. Я пришел побеседовать с вами относительно сведений, которые мне сообщил профессор Арнольд Поттерли и которые подтверждены нашими собственными источниками...
– Я взял всю вину на себя, доктор Фостер, - поспешно сказал Поттерли. Я рассказал, что именно я толкнул вас против вашей воли на неэтичный поступок. Я готов принять на себя всю полноту ответственности и понести наказание. Мне бы не хотелось ничем вам повредить, но появления хроноскопии допускать нельзя.
Эремен кивнул.
– Он действительно взял всю вину на себя, доктор Фостер. Но дальнейшее от него не зависит.
– Ах, вот как!
– сказал Фостер.
– Так что ж вы собираетесь предпринять? Внести меня в черный список и лишить права на получение дотации?
– Я могу это сделать, - ответил Эремен.
– Приказать университету уволить меня?
– И это я тоже могу.
– Ну ладно, валяйте! Считайте, что это уже сделано. Я уйду из кабинета теперь же, вместе с вами, а за книгами пришлю позднее. Если вы требуете, я вообще могу оставить книги здесь. Теперь все?
– Не совсем, - ответил Эремен.
– Вы должны дать обязательство прекратить дальнейшие работы в области хроноскопии, не публиковать сведений о ваших открытиях в этом направлении и, разумеется, не собирать хроноскопов. Вы навсегда останетесь под наблюдением, которое помешает вам нарушить это обещание.
– Ну, а если я откажусь дать такое обещание? Как вы меня заставите? Занимаясь не тем, чем я должен заниматься, я, возможно, нарушаю этику, но это же не преступление.
– Когда речь идет о хроноскопе, мой юный друг, - терпеливо объяснил Эремен, - это именно преступление. Если понадобится, вас посадят в тюрьму, и навсегда.
– Но почему?
– вскричал Фостер.
– Чем хроноскопия так замечательна?
– Как бы то ни было, - продолжал Эремен, - мы не можем допустить дальнейших исследований в этой области. Моя работа в основном сводится именно к тому, чтобы препятствовать им. И я намерен выполнить мой служебный долг. К несчастью, ни я, ни сотрудники моего отдела не подозревали, что оптические свойства псевдогравитационных полей имеют столь прямое отношение к хроноскопии. Одно очко в пользу всеобщего невежества, но с этих пор научная работа будет регулироваться соответствующим образом и в этом направлении.
– Ничего не выйдет, - ответил Фостер.
– Найдется еще какой-нибудь смежный принцип, не известный ни вам, ни мне. Все области в науке тесно связаны между собой. Это единое целое. Если вам нужно остановить какой-то один ее процесс,
– Несомненно, это справедливо, - сказал Эремен, - но только теоретически. На практике же нам прекрасно удавалось в течение пятидесяти лет удерживать хроноскопию на уровне первых открытий Стербинского. И, вовремя остановив вас, доктор Фостер, мы надеемся и впредь справляться с этой проблемой не менее успешно. Должен вам заметить, что на грани катастрофы мы сейчас оказались только потому, что я имел неосторожность судить о профессоре Поттерли по его внешности.
Он повернулся к историку и поднял брови, словно посмеиваясь над собой.
– Боюсь, сэр, во время нашей первой беседы я счел вас всего лишь обыкновенным профессором истории. Будь я более добросовестным и проверь вас повнимательнее, этого не случилось бы.
– Но кому-то разрешается пользоваться государственным хроноскопом? отрывисто спросил Фостер.
– Вне нашего отдела - никому и ни под каким предлогом. Я говорю об этом только потому, что вы, как я вижу, уже сами об этом догадались. Но должен предостеречь вас, что оглашение этого факта будет уже не нарушением этики, а уголовным преступлением.
– И ваш хроноскоп проникает не дальше ста двадцати пяти лет, не так ли?
– Вот именно.
– Значит, ваш бюллетень и сообщения о хроноскопировании античности сплошное надувательство?
Эремен невозмутимо ответил:
– Собранные вами данные доказывают это с достаточной неопровержимостью. Тем не менее я готов подтвердить ваши слова. Этот ежемесячник надувательство.
– В таком случае, - заявил Фостер, - я не намерен давать обещания скрывать то, что мне известно о хроноскопии. Если вы решили меня арестовать, - что ж, это ваше право. Моей защитительной речи на суде будет достаточно, чтобы раз и навсегда сокрушить вредоносный карточный домик руководства наукой. Руководить наукой - это одно, а тормозить ее и лишать человечество ее достижений - это совсем другое.
– Боюсь, вы не вполне понимаете положение, доктор Фостер, - сказал Эремен.
– В случае отказа сотрудничать с нами вы отправитесь в тюрьму немедленно. И к вам не будет допущен адвокат. Вам не будет предъявлено обвинение. Вас не будут судить. Вы просто останетесь в тюрьме.
– Ну, нет, - ответил Фостер.
– Вы стараетесь меня запугать. Сейчас ведь не двадцатый век.
За дверью кабинета раздался шум, послышался топот и визгливый вопль, который показался Фостеру знакомым. Заскрежетал замок, дверь распахнулась, и в комнату влетел клубок из трех тел.
В тот же момент один из боровшихся поднял свой бластер и изо всех сил ударил противника по голове. Послышался глухой стон, и тот, кого ударили, весь обмяк.
– Дядя Ральф!
– крикнул Фостер.
– Посадите его в это кресло, - нахмурившись, приказал Эремен, - и принесите воды.
Ральф Ниммо, осторожно потирая затылок, заметил с легкой брезгливостью:
– Право же, Эремен, прибегать к физическому насилию не было никакой надобности.
– Жаль, что охрана прибегла к физическому насилию слишком поздно и вы все-таки ворвались сюда, Ниммо, - ответил Эремен.
– Ну, тем хуже для вас.