Мертвое ущелье
Шрифт:
Сержант рассмеялся:
— Боишься забеременеть? Ничего! Надо будет, я тебе такого врача подгоню, вычистит в лучшем виде!
— Да иди ты ради бога!
— До встречи, крошка!
— Иди, иди!
Мансуров вышел из блиндажа, слыша, как связистка загремела тазом в душевой. Вновь усмехнувшись, пошел к блиндажу второго отделения.
Жаров появился минут через десять после его ухода. Собрался пройти по позициям, но обнаружил, что кончились сигареты. Зашел в блиндаж. И сразу заметил бегающие, виноватые глазки Валентины и красноту, покрывшую ее левую щеку.
— Что с тобой, Валя?
— Ничего. Все нормально.
— А чего щека красная?
— Наверное, оттого, что опиралась ею о ладонь, сидя перед станцией.
— Да? А мне кажется, кто-то дал тебе пощечину.
Губочкина изобразила удивление:
— Думаешь, о чем говоришь?
Старший лейтенант заметил свежий мокрый след у двери, ведущий в душевую кабину:
— А это что?
— А что, я не могу во время дежурства душ принять? Или в туалет выйти? Ты чего домотался до меня, Игореша? И вообще, что за претензии? Тебе не кажется, что ты уже все грани переходишь? Я тебе не жена, чтобы по обязанности ноги раздвигать! И не для этого здесь! Ты понял?
Жаров посчитал за лучшее пойти на попятную, хотя чувствовал, что связистка обманывает его. Кто, пока он бродил по позициям, наведывался к ней и зачем наведывался, догадаться несложно. Точно, Мансур поимел связистку! Мразь черножопая. Но предъявить старлей заместителю и подчиненной ничего не мог. А посему приходилось строить из себя идиота:
— Ладно, ладно, успокойся. Чего ты в крайности кидаешься? Все нормально. Вот только как бы не простудилась. Вода в баке холодная, а ты, насколько знаю, предпочитаешь тепло. Мансуров на связь не выходил?
Валентина, закурив сигарету, ответила:
— Нет! Шарахался по траншее, но куда пошел, не знаю, внутренней связью не пользовался.
Старший лейтенант достал из чехла портативную рацию малого радиуса действия:
— Мансур?
— Да, командир?
— Ты где сейчас?
— Во втором отделении, а что?
— Ничего! Проверь, чтобы обед вовремя подали!
— Это обязательно было напоминать?
— Ты понял, что надо сделать?
— Так точно, товарищ старший лейтенант!
— Исполняй!
Жаров присел на диван, задумался. А правильно ли он поступил, делая вид, что ничего не произошло? Если не начать обрабатывать Губочкину сейчас, то Мансур, урод, вполне может невольно сорвать планы старлея в отношении Родимцевой, уведя от него связистку. Так не приоткрыться ли перед Валентиной прямо сейчас? Что должно заставить ее задуматься. Баба она практичная, поймет, что к чему, с полуслова. А не поймет, то будет мучиться в догадках, находиться в непонятке. Но не допустит ли он ошибки, открывшись связистке? Не повернет ли та против старлея его же оружие? В принципе, не должна. Черт! Или оставить пока как все есть! Но это тоже рискованно. Надо было чеченцу влезть в его дела?! Теперь решай, что предпринять. А то, что предпринимать что-либо необходимо, Жаров чувствовал каким-то особым чувством.
Из задумчивости его вывела связистка:
— Что с тобой, Игорь? Тебе плохо?
В голосе Губочкиной ощущалась фальшь, правда, не без примеси искреннего сочувствия. Странное сочетание, но именно таковой и была в жизни связистка. И старший лейтенант решился. Он поднялся, оперся руками о стол, произнес:
— Послушай, Валя, меня внимательно! Не связывайся с Мансуром, и совсем скоро ты убедишься, что быть со мной тебе намного выгодней, чем с кем-либо другим в гарнизоне. Только я в состоянии дать тебе то, о чем ты сейчас даже мечтать не можешь! Да, тебе придется делать то, что скажу я. И делать беспрекословно. Но… за очень приличное вознаграждение. Это касается не только ублажения моих прихотей в постели, но и других дел, совершенно для тебя безопасных. Поведешь себя правильно — через непродолжительное время станешь женщиной свободной, независимой и обеспеченной настолько, чтобы начать новую жизнь. Откажешься, так и останешься гарнизонной шлюхой, у которой одна перспектива: ходить по рукам, пока будешь представлять интерес как женщина. Но с годами интерес к тебе пропадет. А вместе с ним пропадешь и ты. В твоем нынешнем положении тешить себя надеждой подцепить какого-нибудь лоха-прапора или лейтенанта, заставив жить с тобой в законном браке, бессмысленно. И ты это прекрасно знаешь. Но у тебя еще не все потеряно. И помочь тебе могу только я! Естественно, заставлять тебя я не буду, принять решение ты должна сама, и добровольно. А я докажу, что могу держать слово. Так что, дорогая, решай. Либо со мной до поры до времени, либо… Но о втором варианте я уже сказал, повторяться не буду!
Такой речи связистка никак не ожидала. А уж сделанного предложения тем более. И как вдруг изменился этот пацан Жаров? Сейчас он не выглядел мальчишкой. Напротив, Валентина впервые почувствовала в нем какую-то скрытую силу и угрозу, угрозу, более серьезную, чем представлял чеченец Мансуров. Она спросила:
— Что я должна буду делать, если приму твое предложение?
Жаров ответил:
— Во-первых, больше и близко не подпускать к себе Мансурова. Не стоит отрицать, что он был здесь в мое отсутствие и пользовался тобой. Черт с ним. Эта тема закрыта! Во-вторых, вечером, как всегда, ты должна накрыть на полу постель, чтобы продолжить наши любовные игры, независимо от того, доставляют они тебе наслаждение или вызывают отвращение. Мне плевать на то, как ты принимаешь близость. А об остальном более конкретно мы поговорим по возвращении в батальон. И, пожалуйста, дорогая, определись с выбором до обеда. За столом ты должна будешь объявить мне свое решение. Помни: решение, от которого зависит твоя судьба!
Губочкина внимательно посмотрела ему в глаза:
— Заинтриговал ты меня, дальше некуда! Я подумаю, Игорь, и в обед ты получишь ответ.
— Не сделай ошибки, дорогая.
— Постараюсь.
— Постарайся!
Старший лейтенант поднес ко рту портативную рацию:
— Мансур?
— Я, командир!
— Что с обедом?
— Порядок. По распорядку.
— Добро! Теперь следуй в капонир позиции «АГС-30», убери оттуда солдат и жди меня там.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего серьезного, сержант. Просто тема для личной беседы образовалась.
— Вот как? Хорошо. Жду в капонире.
— Отбой!
Отключив рацию, Жаров направился к выходу из блиндажа. У тамбура остановился, бросил через плечо связистке:
— Не забудь стол накрыть вовремя. Да спирт разбавь. Я сегодня выпью. Тем более, что будет повод. В любом случае!
Не дожидаясь ответа, Жаров вышел в траншею. Возле станкового гранатомета уже находился Мансуров. Увидев командира взвода, он с присущей ему ухмылкой первым задал вопрос:
— Что случилось, Игорь?
Жаров подошел к нему вплотную:
— Спрашиваешь, что случилось? Дурочка решил из себя строить?
Взгляд Мансура посуровел:
— В чем дело, Жаров?
Старший лейтенант повысил голос:
— В твоем паскудстве, сержант!
— Что?
— Ничего! Ты какого черта суешься в мои личные дела? К Губочкиной специально нырнул, чтобы мне подлянку подкинуть?
— Да с чего ты взял, что я трахал твою Валентину?
Жаров хотел врезать по этой лживой физиономии, но сдержался, взяв себя в руки: