Мертвые мухи зла
Шрифт:
Мы сели за стол, появилась тетушка с подносом - чайники, печенье, сахар. Евдокия Михайловна стала рассказывать о Репине - она, оказывается, жила совсем рядом, - о быте и нравах знаменитых Пенатов.
– Илья Ефимович демократ был, без царя в голове, все, что его оборванцы - Горький этот и прочие несли ему на блюдечке, - он повторял. И государь у него был дурак, и предыдущий - скотина! Осел - так он его называл. Еще: гнусный варавар. Корчит из себя. Так по-русски и татарин не скажет! Вот, спросите Толю. А, Толя?
– Надобно говорить просто: корчит. А "из себя"... Нонсенс.
– А картину написал дрянную:
– А теперь что же? Была власть тьмы, пусть, теперь же всякий домоуправишка в суп норовит заглянуть. И получается - тьма власти. Каламбур московского бытописателя.
Я сидел ошарашенный и смущенный.
– Но...
– попытался возразить.
– А "Бурлаки"? А "Не ждали?" "Крестный ход"? А смерть царевича? Он же обличал, обличал все плохое!
– Он был гений и краски на палитре смешивал, не глядя. Он эти краски знал, как мы алфавит. А вот выходила ерунда. Пропаганда. Разве искусство пропаганда? Искусство - вечный восторг перед мудростью Божией, юноша...
Анатолий поглядывал на меня искоса, усмешливо, я вдруг догадался, что учитель открыл мне свою величайшую тайну.
Когда тетушка удалилась на кухню мыть посуду, Анатолий нахмурился и вздохнул:
– Я живу, не чуя пола под ногами. Представляешь, что получится, если достопочтенная Евдокия Михайловна выйдет на улицу хотя бы на мгновение?
Мы пожали друг другу руки, я ушел, сознавая, что теперь у меня есть новый надежный друг.
Я все же не вытерпел. Ночью поднялся, словно услышав зов Последней трубы, достал рукопись и углубился в чтение. Накануне я подобрал ключ к дверному замку - нашел в отцовском ящике с инструментами. Подумал: ну, постучат, спросят. Успею спрятать...
"Итак, документами Званцев обзавелся в лучшем, что называется, виде. Теперь, когда исчез командированный в Париж ответственный совслуж и появился типичный представитель рабочего класса Курлякин Василий Сысоевич, - по улицам можно было ходить без оглядки. И приступить к выполнению задания. Миллер особо настаивал на том, что первым шагом в постижении трагедии семьи должно стать изучение кровавой легенды, бытующей в РОВсоюзе - о голове (или головах) членов семьи, якобы доставленных Юровским, исполнителем зверства, Председателю ВЦИК Якову Свердлову. Если все это было на самом деле, - рассуждал Званцев, - если Юровский действительно головы отсек или отрезал, - остается найти способ подтвердить. Никаких подходов к Кремлю у Званцева не было. Ну, да ведь не боги горшки обжигают...
Вспомнил давний разговор, еще с Кутеповым. Александр Павлович считал, что головы эти - миф, с помощью которого большевики вносят раскол в стан монархистов, всячески запутывая следы преступления и, одновременно, добиваясь политического выигрыша. "Судите сами, - рассуждал Кутепов, - как будто государя убили, об этом было и в уральских, и в центральных большевистских газетах. Тут же сообщение: семья-де жива, переведена в надежное место. Потом еще одно: тело государя похоронено в тайге, в присутствии близких. И так далее... Все это не выдерживает
Давно случился этот разговор. Вот уже и нет генерала: уничтожен агентами ГПУ. Единственно: следует все же учесть, что членов семьи видели в Перми; есть свидетельства, что вместо семьи были расстреляны двойники. Семья-то нужна была для того, чтобы добиться уступок по Брестскому миру! В разведотделе лежит доклад резидента из России о том, что в откровенном разговоре с одной советской дамой из "исполкома" так называемого "Ленинграда" последняя, разоткровенничавшись, сообщила, что все без исключения Романовы живы, у них другие теперь фамилии и они крестьянствуют. Где? Место дама не назвала.
Во всем этом предстоит разобраться. И если с так называемыми "претендентами" все яснее ясного (Анна Андерсон - Анастасия!), то со всем прочим - сплошной туман...
Один грузинский князь прислал в РОВсоюз письмо с оказией и утверждал, что покажет на Тифлисском кладбище могилу всей семьи! Офицер, бывший латышский стрелок, большевикам не служивший, клянется честью, что семейство лежит рядком на Рижском кладбище.
Сам черт ногу сломит. Но главное пока - подтвердить или опровергнуть миф об отрезанных головах, заспиртованных, представленных Ленину в качестве доказательства казни.
Подтвердить или опровергнуть сообщение екатеринбургской агентуры Военного контроля1 о том, что похоронены где-то под горнорудной столицей все без исключения. И залиты серной кислотой. Сожжены.
От этих сумбурных размышлений у Званцева заболела голова. Задача требовала методической проработки, привлечения нужных людей - втемную или, если будут основания, с расшифровкой. Так, конечно, работать было бы значительно легче. Если человек до конца понимает поставленную задачу - он и выкладывается до конца. Но так было бы и гораздо опаснее. Предательство в крови русского послереволюционного человека. Вождь убедил всех: продай отца, мать, детей; предай, зарежь соседа - это морально, потому что выгодно.
Методы, кровь не пугали. Как еще можно бороться с анафемой, если анафема эта готова на любую провокацию, на любую подлость? И - это самое доказательственное, самое страшное - не скрывает своих кровавых намерений. Стоит ли болтать о жалости, о христианских заповедях? Оставил Господь Россию, она живет теперь по законам Вельзевула...
Следовало найти пристанище. Это было достаточно просто: у советвласти Званцев не собирался просить бесплатное жилье. На первом же с объявлениями стенде, неподалеку от Лубянки, нашел одно, самонужнейшее: "Сдается комната в четырехкомнатной квартире, с великолепным пансионом! Других жильцов пока нет. Спросить Пелагею Дмитриевну". Далее следовал адрес и телефон. Званцев отправился незамедлительно: пансион... Об этом можно только мечтать.