Мертвые не умирают
Шрифт:
— Стас был очень талантливым, — первым нарушил молчание тренер. — Он не сразу у меня начал заниматься. Я его, можно сказать, переманил. Он биатлоном занимался. Причем стрелял прекрасно, а на лыжах все свое преимущество упускал. Злился ужасно, хоть еще и подростком был. Я тогда его и заметил. — Яков Палыч тяжело вздохнул. — Таких, как Стас, было очень мало, я их всех помню. Поэтому и тяжело вот так терять. Они же для меня как дети.
— А у Стаса был уживчивый характер? — спросил Карташов.
— Да, он прекрасно со всеми ладил, причем одинаково хорошо
— А чем он в последнее время занимался, случайно, не знаете?
— Нет, — покачал головой тренер, — именно его я как-то из поля зрения и упустил. Почти о всех своих учениках я все знаю, а о нем — ничего. Да и не заходил он ко мне уже лет пять, наверное. Я вам сейчас фотографию его принесу. Снимались как раз лет пять назад, может, и шесть, сейчас и не упомнишь все. Мой день рождения был, так многие мои ученики приходили.
Яков Палыч вышел и вернулся с альбомом. Лариса подавила вздох, понимая, что разговор по делу закончился и сейчас начнутся воспоминания боевой молодости — своей собственной и своих учеников.
Однако старик не стал показывать альбом с самого начала, а сразу же открыл на том месте, где была та фотография, про которую он и говорил.
На фоне дома хозяина стояла группа улыбающихся людей.
— Вот это и есть Стас, — показал он на одного из них.
Лариса мельком глянула и остолбенела. У нее непроизвольно открылся рот, и она тут же услышала удивленный вопрос хозяина дома:
— Что-нибудь не так?
— А вот это кто? — шепотом спросила Лариса, указывая на человека, стоявшего рядом со Стасом.
— О, это моя гордость! Это наша легенда. — Яков Палыч даже прищурился от умиления. — Это Андрей Горин.
Карташов при этой фамилии тоже встрепенулся и стал пристально вглядываться в фотографию.
— Он тоже ваш ученик? — спросил он.
— Не совсем, — улыбаясь, ответил тренер. — Он очень разносторонний человек, но начинал он именно со мной. Но учить мне было его нечему. У него была врожденная меткость, просто феноменальная. Ему все прочили блестящее будущее, Олимпийские игры и все прочее. Но… Ему вдруг стало скучно, и он ушел. Причем с такой легкостью, что можно было просто позавидовать. Занялся восточными единоборствами и достиг больших успехов. Я видел, как он дрался в учебном бою. Это, я вам скажу, надо было посмотреть. Движения, пластика! Потрясающе! И я понял, что ему действительно тесно в моем тире. Таким, как он, простор нужен. А вы его что, знаете? — вдруг встревожился Яков Палыч. — С ним тоже что-то случилось?
— Нет, нет, — заверила его Лариса. — Мы действительно о нем кое-что слышали, но не более. Кстати, слышали только хорошее.
«Ложь во благо — это не ложь», — мысленно проговорила она.
Посидев еще немного и вспомнив всех олимпийцев — учеников Якова Палыча, они попрощались с гостеприимным хозяином.
— Что ты теперь скажешь? — победоносно улыбаясь, спросила у Олега Лариса. — Похоже, те весенние убийства и Стас Леонидов связаны между собой. Связаны одним именем — Андрей Горин. Да и директор завода — по почерку очень похоже. Слишком много совпадений…
— Вы хорошо его запомнили? — Молодой высокий человек спортивного телосложения нервно ходил по комнате.
Рубашка на нем была мятая, и вообще весь его вид вызывал ощущение неряшливости и нечистоплотности. И еще торопливости. Он действительно очень спешил, после того самого звонка. Этот звонок не просто его встревожил, он его испугал.
«Этого не может быть, этого просто не может быть», — твердил он всю дорогу, пока несся на машине на другую сторону Волги.
— Я его не очень рассматривал, но описать могу. — Председатель зверосовхоза был растерян от такого натиска со стороны партнера.
Ко всему прочему он не понимал, чем вызвано такое раздражение. И раньше в области появлялись кустари, пытавшиеся наладить свое дело. Но такую реакцию он наблюдал впервые.
— Ну так описывай, — резко крикнул молодой человек.
— Хорошо, хорошо, — поспешил заверить его председатель. — Он довольно симпатичный, высокий, мускулистый…
— Возраст! — поторопил его собеседник.
— Лет ему, — он задумался на минуту, — думаю, что около сорока, но выглядит хорошо. Очень обаятельная улыбка. Глаза какие-то немного отрешенные, а так…
Председатель совхоза скептически скривил губы.
— Да, во время разговора он крутил в руках ключи от машины, — припомнил он. — Как эти… в восточных видах спорта применяются… Не помню, как они называются, что-то типа нунчаки или еще как.
— Ясно, — коротко бросил молодой человек, прекрасно поняв, о чем идет речь. — Но этого не может быть!
И еще раз, устремив взор в сторону от собеседника, повторил:
— Этого не может быть! Ребята не ошибаются.
Председатель со своей стороны все же настаивал на своем. Он уверил своего гостя, что описал человека, приезжавшего к нему, в точности.
Молодой человек с каменным лицом дослушал его, встал и, не попрощавшись, вышел.
Кабинет, где некогда восседал Владимир Владимирович Тысин, отделан был в духе еще доперестроечного времени. Массивный стол, книжные шкафы, где некогда хранилась идеологически выдержанная литература классиков самой передовой в мире теории — книги, которые никогда не читают, и поэтому они сохраняют практически первозданный вид. На столе — несколько телефонов, среди которых один особенный, с гербом Союза.
Завод под номером 69 в социалистические времена был в самом расцвете сил и слыл довольно богатым среди своих сородичей. Это была так называемая «оборонка». Сюда хотели попасть по распределению, сюда мечтали перевестись с других предприятий.
Потом грянула эра перемен, и завод верно и неуклонно начал сползать вниз. Тысин метался по городу в поисках кредитов и заказов, но почти все безрезультатно. Директору надо было еще поставить на ноги своих детей, да и строительство шикарной дачи на Волге не совсем было завершено.