Мертвые сраму не имут
Шрифт:
– Та-ак! – сокрушенно покачал головой Соболевский.
– Найдешь время, прочитай! – попросил Слащев.
– Ну, прочитаю. И что?
– Понимаешь, ты у них в типографии когда-то какие-то приглашения печатал. Может, договоришься? Немного, штук хоть бы полсотни. А, Саша?
– Как тебя заело! – покачал головой Соболевский.
– Напечатай, Саша! Прошу!
– Я вроде обещал. Попытаюсь.
– Только, понимаешь, в смысле финансов я пока на мели. Но я рассчитаюсь. Ну, пришлют же мне когда-нибудь эти проклятые фунты!
– Не
– Может быть, – согласился Слащев. – Но мне нужна эта книжка. Я потом выброшу все из головы. Все забуду. Буду жить, как ты. Индеек стану разводить. Слыхал, мне индюшачью ферму подарили? Хорошая птица. Большие капиталы можно на ней нажить!
– Ну, богатей, богатей! Не пойдешь обедать?
– Нет! – твердо отказался Слащев и снова попросил: – Ты сегодня же к ним сходи!
– К кому?
– Ну, в типографию. А я завтра с утречка к тебе забегу, узнаю.
Соболевский ничего не ответил, пошел по ступеням в дом. А Слащев, глядя ему вслед, вдруг подумал: не вернуть ли его Глафире Никифоровне Зизи? То-то радости было бы! Но почему-то стало жаль. Он к ней привык. Еще немного, и она станет утехой для его Маруси. Может, позже когда-нибудь? Вот если книжку Соболевский напечатает, тогда…
И он пошел со двора.
Дня через четыре Соболевский отдал ему тридцать экземпляров аккуратненькой тощенькой книжицы, на обложке которой крупными буквами была напечатана его фамилия. Чуть ниже: «Требую суда и гласности». И в скобках, чуть помельче: «Оборона и сдача Крыма». Последняя надпись Слащева весьма удивила. В рукописи он ее вычеркнул, но Соболевский, внимательно прочтя рукопись, ее восстановил.
Со стопкой книг в руках Слащев отправился в штаб Врангеля.
В коридоре штаба его встретил адъютант Врангеля Михаил Уваров:
– Вы к кому?
– Я на минутку, – взволнованно и сбивчиво начал он. – Чтоб главнокомандующий не подумал, что я за его спиной…
– Вы о чем?
– Вот! – Слащев протянул Уварову свою книжку. – Я написал. Пусть прочтет. Ни одним словом не слукавил.
– Я не могу это принять, – сказал Уваров. – Обратитесь к начальнику штаба генералу Шатилову!
– Да что вы, в самом деле! – возмутился Слащев.
– Извините, но мне не велено от посторонних… – попытался оправдываться Уваров.
– Да! Я совершенно забыл, что я посторонний, – с неловкой, застенчивой улыбкой Слащев повернулся и пошел по коридору.
Шатилов, с которым он столкнулся в коридоре, тоже не принял из рук Слащева книжку и тут же скрылся за дверью своего кабинета.
Слащев какое-то время медленно побрел по коридору. Остановился у окна, постоял возле него. Что дальше? И решительно положил на подоконник книжку. То же сделал на следующем подоконнике. И на третьем…
Вышел из штаба. Остановился возле часового. Достал еще одну книжку и протянул ему:
– Возьми, браток! Тут про то, как мы с тобой славно
– Спасибо, ваше превосходительство, – сказал часовой. – Я вас помню. Мы с вами в прошлом годе летом под Каховкой встречались. Вас тогда еще ранило, – и спросил: – Обошлось?
– Обошлось, парень. Все в жизни как-то обходится.
Глава пятая
Ко времени отплытия «Решид-Паши» на площади неподалеку от порта собралась большая толпа желающих возвратиться на Родину. Они были уверены, что сюда Врангель не посмеет дотянуть свою руку.
Дзюндзя, вдруг случайно, по воле толпы, оказавшийся помощником по репатриации, толкался среди отъезжающих в Россию и время от времени выкрикивал:
– Токо не надо, як той скот в череди. Не позорьте Рассею. Разбериться по четверо и, если можно, до парохода с песней!
– С песней мы по Севастополю!
– А мо по Феодосии! У мэнэ там теща!
– Это бабка надвое гадала. Може, без песни, но под конвоем? – выкрикнул кто-то Дзюндзе из толпы.
Но все постепенно выстраивались в колонну.
– А если с музыкой? – спросил кто-то
– Ще лучшее! – ответил феодосийский реэмигрант.
– А где ты ее возьмешь, тую музыку? – спросил Дзюндзя.
– Труба, бас и барабан есть. Всю войну с нами прошли. Не выкидать же!
– А шо можете сыграть?
– А что скажете! Можно «Боже, царя храни», а можно и «Интернационал».
– Ну-ну! Без шутков! – рассердился Дзюндзя. – Шо-нибудь интернациональнэ! «Марсельезу» знаете?
– Як «Отче наш»!
– Ну, так вжарьте «Марсельезу»!
И под музыку сиротского оркестра они строем пошли к причалу, туда, где стоял под загрузкой «Решид-Паша».
Уже в порту к музыкантам пристроился гармонист, и «Марсельеза» зазвучала веселее.
Порт заполонили пришедшие проводить пароход: женщины, мужчины, старики и старухи, детвора, И по расовому признаку здесь тоже кого только не было: турки и греки, французы и абиссинцы, негры и китайцы…
– Шо тут празднуют, – подбежал запыхавшийся подвыпивший русский солдат.
– Свадьбу! – ответили ему.
– В таку жару? А кто на ком женится?
– Белогвардейцев за Красную армию выдаем!
– Тьфу ты! – рассердился шутке солдат.
«Решид-Паша» дал протяжный прощальный гудок и отошел от причала. И пока корабль не скрылся за поворотом, никто из провожающих не уходил из порта.
Часть пятая
Глава первая
Похоже, пока все шло, как задумывалось. Одесса сообщила Кольцову, что Красильников благополучно добрался до Новой Некрасовки и даже успел благополучно связаться с Лагодой. А Кольцов надеялся, что пройдет еще немного времени, и листовки, распространенные в галлиполийском лагере, сделают свое дело.