Мертвые, вставайте!
Шрифт:
– Ты ведь хочешь помочь бедной девочке?
– Черта с два! И ей это не поможет! Из-за чего, по-твоему, Легенеку нас подозревать?
– Да запросто, – вмешался Люсьен. – Трое мужчин тридцати пяти лет, без руля и без ветрил, живут в хаотической лачуге. Отлично. Иными словами – подозрительные соседи. Один из трех типов увел даму на прогулку, зверски изнасиловал ее и убил, чтобы она не проболталась.
– А как же полученная ею открытка? – крикнул Марк. – Открытка со звездой и назначенное свиданье? Ее тоже мы отправили?
– Это несколько усложняет дело, – согласился Люсьен. – Допустим, дама рассказывала
– Можешь быть уверен, что я-то помню о чертовом дереве!
– Итак, – продолжал Люсьен, – один из нас использует эту грубую уловку, чтобы выманить даму из дома, перехватывает ее на Лионском вокзале, куда-нибудь увозит, и свершается драма.
– Но София никогда не говорила нам о Стелиосе!
– Полиции на это наплевать! У нас есть только наше слово, а оно не в счет, когда сидишь в дерьме.
– Прекрасно, – сказал Марк, дрожа от ярости. – Прекрасно. У крестного просто потрясающие идеи. А он сам? Почему не он? С его-то прошлым и его в разной степени достославными пинкер-тоновскими и любовными похождениями он хорошо вписался бы в картину. Что скажешь, комиссар?
Вандузлер пожал плечами.
– Знай, что насиловать женщин начинают не в шестьдесят восемь лет. Это случилось бы раньше. Все полицейские в курсе дела. Тогда как от одиноких тридцатипятилетних мужчин, которые малость не в себе, можно ждать чего угодно.
Люсьен расхохотался.
– Сногсшибательно! Вы сногсшибательны, комиссар. Ваши подсказки Легенеку здорово меня повеселили.
– А меня – нет, – сказал Марк.
– Потому что ты чистоплюй, – Люсьен похлопал его по плечу. – Не можешь смириться с тем, что твой образ замарают. Но, мой бедный друг, твой образ здесь совершенно не при чем. Надо спутать им карты. Легенек ничего не может нам сделать. Но зато у него уйдет целый день, чтобы узнать нашу подноготную, наши передвижения и подвиги, да еще двое его подручных будут заниматься пустяками. И то хлеб!
– По-моему, это идиотизм.
– Да нет же. Я уверен, что это рассмешит Матиаса. Верно, Матиас?
Матиас слабо улыбнулся.
– Мне совершенно все равно.
– Тебе совершенно все равно, что тебе будут докучать легавые, подозревая в изнасиловании Софии? – спросил Марк.
– Ну и что? Я знаю, что никогда не изнасилую женщину. Поэтому мне наплевать, что думают об этом другие, я-то знаю.
Марк вздохнул.
– Охотник-собиратель – мудрец, – изрек Люсьен. – К тому же с тех пор, как работает в бочке, он стал разбираться в гастрономии. Не будучи ни чистоплюем, ни мудрецом, я предлагаю пожрать.
– Ты только и говоришь что о жратве и о войне, – сказал Марк.
– Давайте жрать, – согласился Вандузлер.
Он прошел у Марка за спиной и быстро сжал ему плечо. Его привычка сжимать Марку плечо не изменилась с тех пор, как тот был мальчишкой и они ссорились. Он словно хотел сказать: «Не беспокойся, юный Вандузлер, я не причиню тебе вреда, не нервничай, ты слишком нервничаешь, успокойся». Марк почувствовал, что гнев его утихает. Обвинение Александре все еще не предъявлено, а именно об этом и пекся старикан вот уже четыре дня. Марк бросил на него взгляд. Арман Вандузлер как ни в чем не бывало садился за стол. Мешок дерьма, мешок с чудесами. Как тут разберешься? Но это был его дядя, и Марк, хотя и кричал, доверял ему. Кое в чем.
24
И все-таки Марка охватила паника, когда на следующее утро в восемь часов Вандузлер вошел в его комнату в сопровождении Легенека.
– Пора, – сказал ему Вандузлер. – Я должен бежать с Легенеком. Тебе надо делать лишь то же, что вчера, и будет порядок.
Вандузлер тут же испарился. Ошарашенный Марк остался лежать в постели с таким чувством, будто ему только что едва не предъявили обвинение. Но он никогда не поручал крестному будить его. Старина Вандузлер совсем сбрендил. Нет, дело не в этом. Просто, уходя с Легенеком, он дал Марку понять, что в его отсутствие тот должен возобновить наблюдение. Крестный не держал Легенека в курсе всех своих делишек. Марк встал, быстро принял душ и спустился в трапезную. Матиас, поднявшийся ни свет ни заря, укладывал поленья в ящик для дров. Только он один способен подниматься в такую рань, когда его никто не просит. Одуревший со сна, Марк приготовил себе крепкий кофе.
– Знаешь, зачем приходил Легенек? – спросил Марк.
– Потому что у нас нет телефона, – объяснил Матиас. – Вот ему и приходится утруждаться всякий раз, как он хочет поговорить с твоим дядей.
– Это я понял. Но почему так рано? Он тебе что-нибудь сказал?
– Ничего, – сказал Матиас. – У него была физиономия бретонца, озабоченного тем, что в море штормит, но, подозреваю, он часто такой, даже без бури. Мне он едва кивнул и ринулся вверх по лестнице. По-моему, он что-то бурчал себе под нос про лачугу без телефона, но в пять этажей. Вот и все.
– Придется подождать, – сказал Марк. – А мне придется снова занять свой пост у окна. Веселого мало. Не знаю, на что надеется старик. Женщины, мужчины, зонтики, почтальон, толстый Жорж Гослен, – вот и все, кто здесь проходит.
– И еще Александра, – напомнил Матиас.
– Как ты ее находишь? – спросил Марк, поколебавшись.
– Восхитительна, – ответил Матиас.
Исполненный удовлетворения и ревности, Марк поставил на поднос свою чашку, положил два куска хлеба, отрезанных Матиасом, поднялся к себе на третий этаж и поставил табурет на подоконник. Хотя бы не придется весь день провести на ногах.
Дождя сегодня утром не было. Светило настоящее июньское солнце. Если повезет, ему удастся увидеть, как Лекс отводит сына в школу. Да, как раз вовремя. Вот она прошла, немного заспанная, держа за руку Кирилла, похоже, болтавшего без умолку. Как и вчера, она не повернула головы в сторону лачуги. И, как вчера, Марк подумал, зачем ей это делать. Впрочем, так оно и лучше. Если бы она заметила, что он смотрит на улицу, стоя на табурете и жуя хлеб с маслом, это точно произвело бы на нее невыгодное впечатление. Марк не обнаружил машины Пьера Реливо. Должно быть, он уехал рано утром. Честный труженик или убийца? Крестный назвал убийцу мясником. Мясник – это что-то другое, он не так ничтожен, но куда опаснее. Он внушает ужас. Марк не находил у Реливо задатков мясника и не боялся его. Зато Матиас очень бы подошел. Высокий, могучий, крепкий, невозмутимый, лесной человек, молчун, себе на уме, таивший иногда несуразные идеи, втайне тонкий ценитель оперы. Да, Матиас подошел бы как нельзя лучше.