Мертвым не понять
Шрифт:
Мое лицо – лицо женщины, неиспорченной интеллектом, – неизменно привлекает мужчин, так что когда удерживаешь их на порядочном расстоянии – все великолепно, а чуть дашь слабины – пиши пропало, сразу же приходится искать что-нибудь для прикрытия, как шпионка, ей-богу!
А с Пашей мы смотримся великолепно, я бы вообще вышла за него, но думаю, что у красавца-принца другие планы. Когда-то давно, еще в детстве, у меня в комнате висел старинный портрет молодого человека, как две капли воды похожего на Зерцалова. Я была влюблена в него и как-то даже шепотом поклялась ждать его, искать и любить всю жизнь. И вот нашла…
В любом случае, наша троица не имеет права на серьезные отношения с кем-либо на стороне, потому что тайна превыше всего.
Последние
Уже в дверях нас остановил телефонный звонок – Людмила из Тендерного центра сообщила, что в феврале у них съезд где-то в Германии, я так и не поняла где. Не люблю, но приходится соответствовать – книги Пашки и моя популярность напрямую зависят как раз от таких путешествий, но в этот раз откажусь – невозможно ведь в такие поездки брать с собой черновик трилогии «Плоть», «Похоть» и «Ярость». Нельзя даже книгу из подобной серии захватить с собой почитать, не то что самой писать. Ничего, пропущу – один раз прощается, к тому же зима в Германии… Ничего, летом наши «сестры» в Турцию собрались, вот там-то у них будут все шансы меня запарить.
Пава пробыл у меня с неделю. Очень было нужно оказаться слегка скомпрометированной, ну самую малость. Вообще присутствие в доме смазливого, неженатого молодца действует на мужиков, атакующих меня, как запах кота на крыс.
Хотя, защитить скорее я его смогу – раз в неделю тренировка, смешно, ей-богу, книги издаю от женского общества, а в тренеры выбрала Никиту-афганца, все равно без мужиков не обойтись. Слава богу, мой имидж к этому располагает. Можно было, конечно, остановить свой выбор на Тамаре, тем более что она и серьезнее, и куда опытнее, но… перспектива связаться с бешеного нрава лесбиянкой под два метра ростом, с черными длинными волосами, текущими по обе стороны головы от ослепительно белого пробора и заплетенными в тугие косы, которыми она при необходимости пользуется как своеобразным оружием, привязывая на концах по небольшому, но тяжеленькому грузику… нет. Всему на свете есть свой предел.
Пава, как я уже сказала, прожил у меня неделю, в течение которой мы ели шоколадные конфеты, читали роман о любви и ходили вместе в бассейн и в секцию верховой езды, что уже год как организована в ближайшем пригороде, всего в часе езды от дома.
В кой-то век я чувствовала себя отдохнувшей и вполне счастливой. Генриетте все-таки удалось выйти за своего Орлана, чему я даже была рада.
Тем временем мой друг уехал, оставив огромный букет алых роз; я уже хотела с новыми силами взяться за «Ярость», как вдруг без всяких предупреждений заявился Слава.
Сейчас я шаг за шагом вспоминаю те последние месяцы, когда я еще была в силах все изменить… и упрекаю себя за ту черствость и непонимание, которые невольно выплескивала в лицо этого нескладного, но бесконечно дорогого мне человека.
Вообще-то я существо вполне мирное, и при всей своей необщительности и любви к одиночеству легко могу найти общий язык с кем угодно. Я не обращаю внимания на расовую принадлежность, религиозные воззрения или сексуальную ориентацию. А специфика избранного жанра неоднократно заставляла меня становиться на позицию и преступника, и жертвы – поэтому вам должно быть понятно, насколько сильно меня нужно было довести, прежде чем я страстно буду желать убийства. Так сильно и пламенно, как ничего и никогда еще не хотела!
3
ПРЕДЧУВСТВИЯ
– У меня ничего не получается. – Владислав развел руками и отвернулся, словно мое присутствие доставляло ему боль. – Я не понимаю Риту, я все испробовал… – он засуетился и достал из портфельчика с застежкой изрядно измятые листки.
– Что такое – ты даже не перепечатал? И хочешь,
(Меж нами был заключен договор о порядке оформления литературных трудов – и даже черновики, несмотря на то, собирался ли автор читать их вслух или нет, отпечатывались через два интервала, и никак не далее, чем второй экземпляр. Я лично даже подумать про себя не могла – притащить кому-нибудь из моих ребят что-то подобное.)
– Сожалею, но она просила меня как раз не печатать… Она говорит, что для того, чтобы лучше войти в роль, ей не подходят ровные машинописные строки. Тут нужен индивидуальный почерк, передающий волнение, напряжение, жестокость и…
– Ясно. Но я не Маргарита, и если ты хочешь, чтобы я работала с твоими текстами, изволь раздобыть что-нибудь читабельное. Потом, для оскорбительных писем мне нужно больше знать о… о нашей жертве – например, описание домашней обстановки, привычки, распорядок дня… словом то, что составляет личное, мало или совсем недосягаемое для посторонних глаз… Знаешь, как страшно, когда чужой человек знает то, что не мог видеть никто? Скажем, как ты пьешь у себя дома чай и грызешь ногти, проглядывая кроссворд в журнале за 1969 год, время от времени косясь на дверь и прислушиваясь к стуку лифта. Людей нервирует, когда о них известно чуть больше, чем они сами этого хотят…
– Да. Но…
Я знала, что эта тема актуальна для нас обоих, но до сих пор гадала, кто же была эта актриса и что могло взвинтить ее.
– Ты переписал для меня эти пасквили?
– Да… Но… видишь ли… – Он придвинул свой стул и погладил клавиатуру компьютера. Этот жест на языке нашей тройки считался особо доверительным, чуть ли не интимным, никому другому я в жизни бы не позволила даже стоять рядом с моим письменным столом, не говоря уже…
– Я прочел их все. Но, Диана, я, конечно, не могу показать их тебе, чтобы еще больше не скомпрометировать мою знакомую, тем более, что почерк… Видишь ли – это сразу же бросилось мне в глаза – почерк женский.
Я вспомнила о Паве его каллиграфическую шедеврятину вполне можно было принять за женский почерк, да и стиль, и манера…
– Я промучился над ними ночь, снова и снова натыкаясь на подтверждение догадки. Утром я был уже у нее.
– Ну и?..
– Речь шла о преследовавшей ее женщине! Это-то, по ее признанию, делало совершенно невозможным рассказать обо всем мужу! – Слава посмотрел на меня, лихорадочно кусая губы, но услышанное не произвело на меня ровным счетом никакого впечатления. Он несколько разочарованно продолжил. – Эта женщина опасна. Рита познакомилась с нею лет двадцать назад, и давно забыла о ее существовании, а теперь просто напугана и сбита с толку. Мы не знаем, как ее найти, она не дает возможности объясниться.
«Ага. Вот наш скромник и сказал «мы». То-то еще будет».
– …Короче, сделать ничего нельзя, и не будем об этом. Собака, которая долго лает, как правило, не кусает. Я хочу только помочь Марго вернуть душевный покой, возобновить работу в театре и, главное, хранить все в тайне. Я надеюсь на тебя.
Я медленно взяла со стола исписанные листки и начала читать их один за другим, ежеминутно натыкаясь на неразборчивые слова. Владислав считал, что не мешает мне, молча хрустя пальцами с обглоданными ногтями. Уже с первых строк я знала столь тщательно скрываемое имя актрисы. Это была не кто иная, как Маргарита Белкина – без сомнения, талантливая и очень красивая шатенка. На моей памяти она сменила пять-шесть театров, переходя от режиссера к режиссеру по зову сердца, и бросала сцену всякий раз, расставаясь с очередной «вечной» любовью, тут же выныривая где-нибудь недалече с новым обручальным кольцом на пальце. Года три назад у нас был один любовник, и неизвестно чем бы закончились наши с нею так и не начавшиеся отношения, если бы не договор – нерушимое соглашение троих – не допускать в свою жизнь никого. Так, я могу иметь сколько захочу любовников, не связывая себя с ними никакими обязательствами.