Мертвый час

Введенский Валерий

– А князь Урушадзе? – спросила Тарусова.

– Его в комнате не было. Полицмейстер решил устроить в комнате засаду. Ждать пришлось долго. Лишь в одиннадцать утра Урушадзе забрался в комнату обратно. При обыске у него обнаружили «кольт». «Кольт» графа Волобуева! Его легко опознать, он с дарственной гравировкой.

– А облигации? – спросила Сашенька.

– Облигации подлец успел спрятать! А где – не говорит. Вообще не желает сознаваться, мол, гулял всю ночь.

– А как он объяснил свое отсутствие, «кольт» в кармане, веревочную лестницу?

– Вы будете смеяться, княгиня! По словам Урушадзе, лег он

рано, девяти не было. Где-то в одиннадцать вечера проснулся. Было душно, ему захотелось прогуляться. Но дом ночью заперт, будить слуг князь не захотел. Он знал, что в шкафу хранится веревочная лестница – Николя в детстве любил играть в разбойников, нравилось ему тайком покидать дом и так же тайком возвращаться. Автандил спустил эту лестницу с балкона и пошел прогуляться. Потом якобы нашел стог сена, прилег на минутку, да так и проспал до десяти утра. А про ограбление он, видите ли, знать не знает! Представьте себе: был крайне возмущен, что смеют его обвинять. Как же, он ведь князь.

– А «кольт» как объяснил?

– Сказал, что в саду нашел, когда домой возвращался.

– Думаете, врет?

– Уверен в этом. На рассвете городовые тщательно обыскали сад и «кольт» не нашли. Зато нашли халат с павлинами, князь его в кусты черной смородины закинул.

– Зачем?

– В халате-то по городу не погуляешь.

– Странная история, – сказала Сашенька. – Очень странная. Мне кажется, князь Урушадзе невиновен.

– Как это? Я его видел…

– Вы видели его халат. Его мог надеть кто угодно!

– Кто, например?

– Пока не знаю. Сперва надо понять, как все произошло. Допустим, Урушадзе говорит правду: он проснулся, сбросил с балкона лестницу, спустился по ней и ушел. Прислуга Волобуевых спит в господском доме?

– Да, на первом этаже, – подтвердил Четыркин. – Как только я закричал, они прибежали наверх.

– Но все ли? Допустим, кто-то из них задержался в саду, увидел, как спускается по лестнице Урушадзе, и решил воспользоваться представившимся случаем. Забрался наверх, надел халат князя и направился в кабинет графа…

– А как он дверь в коридор открыл? Ключ-то от комнаты Николя нашли при обыске у князя Урушадзе.

– А дубликат?

– Все запасные ключи давно утеряны. Иначе не пришлось бы дверь ломать. Нет, княгиня, ограбление – дело рук Урушадзе. И полиция, и граф в этом уверены…

– Волобуев считает зятя виновным? – перебила Глеба Тимофеевича Сашенька.

– Да-с. Когда Андрей вернулся из Петербурга и узнал обстоятельства, сразу передал князю свою волю: Урушадзе избежит каторги в одном-единственном случае – если немедленно вернет облигации и подаст на развод с Асей, взяв на себя темную сторону [50] .

50

Для развода требовалось веское основание, как правило, супружеская измена. Сторона, в ней уличенная, больше в брак вступать права не имела.

– И что ответил Урушадзе?

– Сказал, что желает говорить с графом лично, с глазу на глаз. Но Волобуев наотрез отказался. А Урушадзе отказался выполнять выставленные ему условия. Андрей подал жалобу о возбуждении уголовного дела. Князя отвезли в «сибирку», где с тех пор и сидит, ожидает

процесса. Впрочем, суд уже назначен, вы сами слышали.

– Выходит, князя будут судить за то, что украл собственные деньги?

– Такая вот у него c’est la vie [51] .

51

Такова жизнь (фр.).

– Все равно не понимаю, – взволнованно сказала Сашенька, – если Урушадзе грабитель, зачем ему лестница? Он ведь находился в доме. Надо было просто пройтись по коридорам и взломать ящик.

– Я согласна с княгиней, Глеб, – поддержала княгиню Четыркина. – Объясни!

– Ваше непонимание, дорогие дамы, лишний раз доказывает ограниченность женского ума.

– Глеб, умоляю, – схватилась за голову Юлия Васильевна. – Только не сейчас.

– Превосходство мужского ума доказано современной наукой…

Русские женщины были ограничены в правах. Даже дворянки не имели отдельного от мужа паспорта и вплоть до его смерти не могли распоряжаться общим имуществом. Про другие сословия и говорить не приходится: жена купца без его разрешения из дома выйти не могла, крестьянок вообще людьми не считали (в ревизские сказки заносили исключительно мужчин).

Но с началом Великих реформ встал и «женский вопрос».

Сделав доступным – всего пятьдесят рублей в год! – среднее образование, правительство преследовало цели нравственные. Де, закончившая гимназию девушка из низших сословий не захочет идти на панель, а непременно изыщет возможность заработать на хлеб честным трудом. Однако выучившие два языка и алгебру с тригонометрией выпускницы вовсе не собирались трудиться гувернантками, горничными, экономками, etc. А желали наравне с юношами учиться дальше в училищах, университетах и институтах, а после иметь возможность работать по специальностям, ранее считавшимися мужскими: учителями, акушерами, врачами, телеграфистами, стенографистами…

В печати и правительственных кабинетах развернулись дискуссии. «Женский вопрос», как водится, принялись решать мужчины. Естественно, в свою пользу. Ведь эмансипация грозила перевернуть, уничтожить привычный им уютный мир, в котором женщина, кем бы ни была, от них зависела. Противники равенства полов изощрялись, придумывая аргументы: пугали общественность грядущим исчезновением семьи, деторождения, наступлением эпохи разврата. Но самым простым и популярным тезисом было отрицание у дам умственных способностей, которыми якобы наделены одни мужчины!

– Неужели наука научилась ум измерять? – язвительно спросила Юлия Васильевна.

– Представь себе.

– Раз способна измерить, значит, может сравнить. Вот ответь честно: кто из нас умней, я или княгиня?

– Я! – рассмеялся Четыркин. – Из вас двоих умней я.

– Прошу вас, не ссорьтесь, – вмешалась в перебранку Сашенька. – Глеб Тимофеевич, готова признать, что глупа, только объясните, зачем Урушадзе сбросил с балкона лестницу? Для меня сие загадка.