Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях
Шрифт:
— Генрих… Генрих Фольгут, — смущенно ответила девушка, — сын старосты в Бишофсроде.
— Гм, — озадаченно протянул Арнольд, — старосту я хорошо знаю, но его зовут Бойерлинг и, насколько мне известно, никто в деревне не носит фамилии Фольгут.
— Вы знаете, наверное, не всех людей оттуда, — возразила девушка, и печальное выражение милого личика на мгновение смягчилось легкой, лукавой улыбкой, которая так же — и даже, пожалуй, больше — шла ей, чем прежняя печаль.
—
— И все-таки его нет, — сказала девушка, снова тяжело вздохнув, — хотя он мне твердо пообещал.
— Тогда он обязательно придет, — чистосердечно заверил ее Арнольд, — потому что пообещать что-нибудь тебеи не сдержать слова мог бы только человек с каменным сердцем; твой Генрих, конечно, не из таких.
— Нет, — искренне согласилась девушка, — но сегодня я не буду его больше ждать, потому что к обеду должна быть дома, не то отец заругается.
— А где ты живешь?
— Тут рядом, за полем. Вы слышите колокол? Как раз звонят к обедне.
Арнольд прислушался и совсем рядом расслышал колокольный звон, однако он звучал не протяжно и низко, а как-то резко и дребезжаще, и когда художник стал всматриваться в указанном направлении, ему показалось, будто долина вдалеке окутана каким-то маревом.
— В вашем колоколе трещина, — засмеялся он, — он дурно звучит!
— Да, я это знаю, — невозмутимо ответила девушка, — звучит он неприятно, и нам давно следовало бы его перелить, однако всегда не хватает то денег, то времени на это, а у нас в округе нет литейщиков. Да это и не так важно. Мы к этому привыкли, и когда он начинает звонить, мы знаем, что это значит, — так что сгодится и с трещиной.
— А как называется твоя деревня?
— Гермельсхаузен.
— А могу я оттуда попасть в Вихтельсхаузен?
— Нет ничего проще: пешком от силы полчаса ходьбы — а может, и меньше, если вы быстро ходите.
— Тогда пошли в твою деревню, душа моя, и если у вас есть хорошая пивная, то я там и пообедаю.
— Есть, и даже слишком хорошая, — вздохнув, ответила девушка и оглянулась назад в надежде увидеть того, кого она ожидала.
— Разве может быть пивная слишком хорошей?
— Для крестьянина — конечно, — серьезно ответила девушка, неторопливо идя рядом с ним по полю, — ему и вечером после работы нужно кое-что сделать по дому, а если он до поздней ночи просидит в пивной, то ничего не успеет.
— Но мне сегодня некуда спешить.
— Да, у господ из города все по-другому: они ведь совсем не работают и поэтому не боятся чего-нибудь не успеть сделать, а вот крестьянин должен зарабатывать им на хлеб.
— Ну, не совсем так, — засмеялся Арнольд, — разве что выращивать, а зарабатывать приходится нам самим, и иногда довольно тяжело; ведь если крестьянин что-то делает, то ему за это хорошо платят.
— Но вы ведь ничего не делаете?
— Ну почему же?
— Это видно по вашим рукам.
— Тогда я тебе сейчас покажу, как и что я умею делать, — засмеялся Арнольд. — Сядь-ка на этот плоский камень под старой сиренью!
— Но что я там буду делать?
— Садись, садись, — крикнул молодой художник, быстро сбросив с себя ранец и вооружившись этюдником и карандашом.
— Но мне нужно домой!
— В пять минут все будет готово: мне хотелось бы кое-что оставить на память о тебе в том мире, о котором даже твой Генрих не скажет ничего дурного.
— На память обо мне? Вы, наверное, шутите?
— Я хочу взять с собой твой портрет.
— Вы художник?
— Да.
— Это хорошо — тогда вы бы могли заодно подрисовать образа в церкви: они выцвели и так плохо выглядят.
— Как тебя зовут? — спросил наконец Арнольд, раскрывший тем временем свой этюдник и быстро набросавший симпатичное личико девушки.
— Гертруда.
— А кто твой отец?
— Деревенский староста. Если вы художник, то вам не следует идти в пивную; я возьму вас с собой домой, и после обеда вы все обсудите с отцом;
— Насчет образов в церкви? — засмеялся Арнольд.
— Ну конечно, — серьезно ответила девушка, — и тогда вы останетесь у нас очень, очень надолго — пока снова не наступит наш день и будут готовы образа.
— Ну, об этом поговорим потом, Гертруда, — возразил юный художник, старательно и точно орудуя при этом своим карандашом, — но не станет ли обижаться твой Генрих, если я время от времени или даже очень часто стану у вас бывать и болтать с тобой?
— Генрих? — спросила девушка. — Он теперь больше не придет.
— Сегодня, пожалуй, нет, но, возможно, завтра?
— Нет, — совершенно спокойно ответила Гертруда, — если он не пришел до одиннадцати часов, то его не будет и до следующего нашего дня.
— Вашего дня? Что ты имеешь в виду?
Девушка удивленно и в то же время серьезно посмотрела на него, но оставила его вопрос без ответа, и пока она глазами провожала проплывающие над ними облака, в них читались тоска и боль. В эти минуты Гертруда была поистине ангельски прекрасна, и Арнольд, увлекшись портретом, забыл обо всем остальном. Портрет был почти готов, однако девушка неожиданно встала и, повязывая голову косынкой от солнца, сказала ему: