Мертвый петух

Нолль Ингрид

Я посмотрела на ее довольно широкую спину, на блестящие, еще влажные волосы. Футболка немного села от стирки, под ней четко выделялись бретельки бюстгальтера.

— Ах, Беата, я лучше останусь здесь, вдруг голова закружится.

— А я совсем не знаю, что такое головокружение! В детстве я обожала качаться на качелях, лазить по крышам и забираться на стены. Смотри!

Как ребенок, которым она была когда-то, Беата встала на стене во весь рост и улыбнулась вызывающе-дерзкой улыбкой, в свое время, наверное, доводившей до отчаяния ее мать.

Обеими руками я сильно толкнула ее загорелые ноги. Этого оказалось достаточно,

чтобы Беата упала вниз с пронзительным криком, зажав в одной руке бокал, а в другой — цыплячью ножку.

На первый взгляд казалось, что людей вокруг не было, но где-то поблизости работал мотор бензопилы. Рядом рыскал в поисках пропитания какой-то пес, никто не окликал его. Собака выглядела совсем одичавшей. По далекому автобану ползли крошечные машинки. Оттуда с трудом можно было различить башню, не говоря уже обо мне. Подойдя к длинной лестнице, ведущей вниз, я почувствовала такую сильную дрожь в коленях, что еле-еле смогла преодолеть множество узких каменных ступенек.

Беата была мертва, тут даже не нужно было щупать пульс или прислушиваться к дыханию. Широко открытые остекленевшие глаза с невыразимым удишюнием смотрели в пустоту. По всей видимости, у нее был пробит череп, поврежден позвоночник и сломаны руки и ноги. От созерцания этой картины мне стало дурно. Как и тогда, в доме Витольда, меня охватило непреодолимое желание бежать без оглядки.

Но ни в коем случае нельзя терять голову. Бокал разлетелся на тысячу осколков, его уже никому не удастся собрать, эта процедура заняла бы много часов. Но нужно забрать корзину и все, что осталось от пикника. Как я могла оставить все это наверху?

Обратный подъем дался мне с большим трудом. Предстояло каким-то образом вернуться домой без машины, со всем этим барахлом. Это заранее продумано не было. Я вылила остатки из бутылки — шампанского там оставалось немного. Обернув руку носовым платком, я взяла бутылку и протерла ее полотенцем, чтобы удалить отпечатки пальцев, а затем оторвала этикетку из супермаркета. Теперь можно было бросить бутылку. Кофе последовал за шампанским: все жидкости мгновенно впитаются в почву. Сумочка Беаты с документами, ключами и кошельком осталась лежать на полу, в углу. Остальные вещи нужно было унести с собой. Я собрала корзину, прикрыла ее сверху платком, тщательно осмотрела пол башни — не осталось ли улик? — но ничего не нашла. Погода стояла сухая, так что следов подошв наверняка не будет.

Нельзя было терять ни секунды. Стоял полдень, стрелки часов показывали начало первого, и я надеялась, что большинство гуляющих расположились на привал. Предстоял еще долгий путь пешком, или стоило просто взять машину Беаты? Если ее автомобиль через какое-то время обнаружат, то решат, что она совершила самоубийство или произошел несчастный случай. А если машины на месте не окажется, то будет ясно, что здесь замешан другой человек.

Я заглянула в ее автомобиль, чтобы проверить, не осталось ли там моих вещей. Отпечатки пальцев? Ну что ж, ничего криминального в этом не усмотрят, ведь мы часто ездили вместе.

Выходить на дорогу было крайне неосторожно, я решила пробираться сквозь заросли кустарника и едва не заблудилась. В любом случае следовало двигаться вверх по склону. Хорошо, что у меня хватило ума держаться в стороне от дороги, потому что довольно скоро на ней показалась многочисленная группа членов Оденвальдского культурного

общества [17] . Словно охотник в засаде, я легла на землю и притаилась, созерцая шеренгу шагающих ног в красных чулках и штанах до колен.

17

В Германии распространены общества, создаваемые с целью сохранения культурных традиций. В таких объединениях нередко устраиваются различные мероприятия, на которые их участники являются в национальных костюмах.

К счастью, ботинки у меня были достаточно крепкие, но вот треклятую корзину ужасно хотелось бросить где-нибудь по дороге. Конечно, делать этого было нельзя. Интересно, сколько времени мы ехали на машине? Вроде бы не так долго, однако та же дорога, пройденная пешком, казалась неимоверно длинной. Я уже почти вышла из зарослей, но тут сообразила, что нельзя показываться в таком виде: в ссадинах, с сосновыми иголками и паутиной в спутанных волосах. Устроив небольшую передышку, я начала отряхивать с себя мох, обломки веток, репьи и хвойные иголки.

Идти по шоссе было довольно опасно, и я пробиралась окольными путями, через кукурузные поля и дачные участки. Тут и там на пути мне попадались садоводы-любители, которые в солнечный осенний денек спешили собрать урожай яблок или вскопать огород. Под кустом орешника расположилось на пикник большое турецкое семейство. Они дружелюбно со мной поздоровались. Интересно, смогут ли эти люди потом меня опознать? Неплохо было бы придумать себе какое-то алиби на время совершения убийства. Впрочем, до этого я провела в своей квартире бесчисленное количество выходных дней, и никаких свидетелей моего одиночества не было. Или они все же были? Вдруг соседи обращали внимание на припаркованную возле дома машину или, наоборот, ее отсутствие? Дорога до города заняла примерно два с половиной часа. По пути мне встретилось по меньшей мере человек двадцать, знакомых среди них не было. Хотя, если мою фотографию напечатают в газете, эти люди, вероятно, смогут что-то вспомнить.

Наконец я добралась до своей машины и в половине четвертого была дома. Прежде чем позволить себе хоть минуту отдыха, нужно было вымыть бокал, обе тарелки и термос, разобрать корзину, спрятать револьвер и избавиться от остатков еды. Потом я приняла душ и засунула в стиральную машину испачканную одежду, предусмотрительно перемешав ее с грязным бельем, которое там уже лежало.

Лишь проделав все это, я почувствовала некоторое облегчение.

В девять вечера раздался телефонный звонок. Этого следовало ожидать. Выдержав паузу, я взяла трубку. Звонила Лесси:

— Ты не знаешь, где мама?

Я ответила отрицательно и поинтересовалась, в чем дело.

— Знаешь, Рози, — в голосе Лесси слышались интонации ее матери, — мы с Беатой должны были встретиться, чтобы заехать в Дармштадт за Рихардом и вместе сходить в театр. Но дома ее нет, и машина тоже пропала. Это очень странно, потому что она занесла этот поход в театр в свой еженедельник. Я-то могу забыть все, что угодно, но мама — никогда!

Я ничем не смогла успокоить Лесси, только заверила ее, что мне ничего не известно, но наверняка ситуация скоро прояснится. Больше в тот день никто не звонил.