Мертвый шар
Шрифт:
Наконец прибыла санитарная карета. Пока тело клали на носилки, пока выносили, по обычаю сворачивая мебель и не пролезая в дверь, Ванзаров осмотрел гостиную и решил прихватить единственный снимок: гордая девушка Варвара на фоне бильярдного стола. А вдобавок пустой флакончик духов, так и лежавший под диваном.
Портье был благодушен, как видно, варенье подействовало. Ему был вручен ключ от нумера со строжайшим приказом от сыскной полиции никого не вселять, не открывать и даже не приближаться до особого распоряжения. Осознав важность момента, Меркулов вдруг замялся, словно хотел на чай. Но оказалось, кое-что вспомнил. Вчера поздно вечером Нечаеву спрашивала какая-то барышня и вроде бы поднималась к ней ненадолго. А может, и нет. Барышня самая обыкновенная, без особых красот и достоинств, росту среднего, одета невзрачно, лет – может, двадцать, а может, и тридцать.
Судя по всему, заботливый портье не обратил на нее внимания. Мало ли кто шляется. Так, промелькнуло что-то перед глазами. Если бы не происшествие – забыл бы начисто. Юный чиновник полиции оперся о конторку, задумался и вдруг, не отблагодарив, кинулся со всех ног. Так что дверь за ним хлопнула с треском.
Меркулов неодобрительно покачал головой, крикнул полового Алешку, меченного шишкой на лбу, и вытащил ополовиненную банку варенья.
Что поделать: у каждого своя забота.
7
В солидное заведение не принято врываться сломя голову, сшибая господ постояльцев и случайную горничную. Даже роскошные усы не могут оправдать такое безобразие. Благообразный портье Вертов, служивший в меблированных комнатах Макарьева третий десяток, неодобрительно взирал на юнца, который чуть не сбил с ног состоятельного гостя. Стращание сыскной полицией на Вертова не подействовало. И не таких господ принимали, а уж каких выносили под белы рученьки – лучше умолчать.
Как хитрый лис, проиграв дырке в курятник, припадает на брюхо и лезет вьюном, так Родион немедленно сменил тон, заиграл усами и благороднейше поинтересовался: не изволит ли госпожа Незнамова пребывать у себя? Такое обхождение Вертову понравилось. Сменив гнев на милость, благосклонно подтвердил: у себя, еще не выходила.
Даже коридор тут пах особо. Никакого душка плесени и бедности, только степенный достаток, крахмальные гардины и гладко натертые полы. Что же до любопытных, то их можно было не опасаться. Так что ухо чиновника полиции легло к створке самым невоспитанным образом. Родион прислушивался изо всех сил, но изнутри звенела тишина. Охваченный недобрым предчувствием, взялся за ручку и дернул изо всех сил. Дверь подалась безропотно. Стальное сердце взвыло паровозным котлом. Не медля более, Ванзаров заскочил в номер.
Гостиная сияла незадернутыми окнами, отраженными в натертой мебели. Порядок и уют были все те же. Впрочем, как и их хозяйка. Тело Липы полулежало в кресле. А вот душа ее витала в отдаленных областях грез и фантазий. Взгляд, натурально остекленевший, недвижимо уставился куда-то в стену. Родион специально проверил: ничего интересного, кроме оторванного краешка обоев. Страх, только что терзавший Ванзарова, перешел в смущение. Или во что-то вроде. Чиновник полиции испытал прилив стыда оттого, что ворвался к даме медведем. Родион нервно поиграл усами, потом вежливо кашлянул.
Липа повела лениво головкой.
– А, это вы, – сказала без всякого интереса, с некоторой ноткой досады.
Без сомнения, барышня пребывала в апатии. Такое с барышнями случается: расстроятся из-за какого-нибудь пустяка, например отмены свадьбы, сиганут в тоску не глядя, а вынырнуть не могут. Так и сидят на дне тоски. Ну что с них взять. Барышни, одним словом. Ну, не о том речь. Печаль Липы, однако, перешла все мыслимые границы: роскошная женщина сидела все в том же платье, в котором играла матч. Просто немыслимо! Ужас. Кощунство. И все такое.
– Вы, кажется, не ложились? – светским тоном осведомился Родион, незаметными шажками приближаясь.
– Что? А, да… Не спится мне нынче.
– Макбет не будет спать, Макбет зарезал сон? – опасный вопрос был скрашен очаровательной улыбкой под очаровательными усами. Двойное очарование по одной цене, так сказать.
На хмуром личике мелькнул интерес.
– Эта маленькая ручка все еще пахнет кровью… Всем благовониям Аравии не отбить этого запаха, – бесцветно выдавила она. – Кажется, так. Уже забыла… Леди Макбет. Моя мечта. Как бы сыграла ее… Восхитительно… Быть может, найду антрепризу… Дам бенефис… Теперь все равно…
– Олимпиада Ивановна, дорогая, зачем так переживать из-за какого-то проигрыша, – коварный Родион занял выгодное место поближе. – Вы играли блистательно, я в восторге, просто удача вчера была не на вашей стороне. Это скоро забудется, еще возьмете реванш.
Бирюзовые глазки блеснули:
– Как мило… Спасибо… У вас чудесные усы, я вам говорила? Вы добрый мальчик, только ничего не понимаете. Это не то…
– Так расскажите, на душе станет легче. Расскажите, что делали вчера вечером. Расскажите подробно. Мне каждая деталь любопытна. Начните с того, как нашли Бородина.
– Ах нет. Не искала. Он сам. Вышла из отеля, не знала, куда идти… Надо было броситься в Мойку… Чтобы прервать мучения… Догнал меня… Кажется, плакала у него на плече… Он такой большой… Предложил поужинать… Я надеялась, верила, мечтала, что он… Наклеил какую-то дурацкую бороду, усы… Фу, гадость… Оказалось… Он… Он…
– Стал холоден?
– Нил как большой ребенок… Знала, но только теперь поняла, как это трагично… Я для него кукла… Куклу сломали, стало скучно…
– Бородин сказал, что бросает вас ради Нечаевой?
– Нет, он был весел… Пытался шутить… Вливал в меня шампанское ведрами… Но я все видела… Кажется, холодно… Ах, мне ничего не надо… Оставьте… Спасибо, так теплее… Нил добрый, но у него совсем нет воли… Им можно крутить как вздумается… Мое поражение воспринял как свое… И ее победу – как свою… Победителю достается все… Нилушка хотел мне сказать, но не смог… Но я поняла все без слов…
– И решили отомстить?
Горестно, как умеет только женщина, упивающаяся горем, Липа усмехнулась: