Мерзавец Бэдд

Уайлдер Джасинда

Если бы я мог услышать это ее хихиканье в постели. Я бы щекотал ее, дразнил своим языком, пока эротические смешки не превратились бы сначала в стоны, потом в мольбы, а затем в крики оргазма, когда бы я провел языком по ее клитору, пробуя на вкус ее сладость...

Я направился к ней с полным намерением бросить ее на кровать и заставить молить сладким голоском о моем члене.

Я зашел так далеко, что положил ладонь на ее бедро, стал поглаживать пальцами ее кожу. Она смотрела на меня, не отрываясь, потом немного пошатнулась и отклонилась к стене душевой, тяжело

дыша и хватая воздух, ее грудь поднималась и опускалась в такт дыханию. Черт, черт, черт, я мог поклясться, что чувствовал сквозь обжигающую воду ее желание, она тоже тянулась ко мне, не смотря на то, что все еще опиралась одной рукой о стену, чтобы не упасть, и...

Черт.

Ты чертов сукин сын, Себастиан Бэдд.

Я отстранился от нее прежде, чем сделал что-то, о чем бы мы оба потом сожалели. Но я так разозлился на себя, на нее, на того засранца, который разбил ей сердце... Я был чертовски зол. Адреналин так и гулял во мне, когда я оторвал себя от нее.

Я стукнул кулаком по дверному косяку так сильно, как только мог, да так, что куски облицовки откололись и упали на пол.

– Господи, Себастиан! Какого черта!
– Она была шокирована и напугана.

Я не смотрел на нее, схватил из-под раковины полотенце и положил его у раковины.

– Я не могу. Извини. Постарайся не вырубиться и не сломать нахрен голову.

Я ушел из ванной, закрыл за собой дверь в спальню и затем, прислонившись к ней спиной, схватился за волосы. Кулак чертовски пульсировал, но мне было плевать.

Душ был включен так долго, что мне показалось, будто она, наверняка, там вырубилась, но, в конце концов, я услышал, как вода перестала литься, и до меня донесся скрип пружин кровати, когда она залезала в нее.

– Себастиан?
– Я услышал ее сдавленный невнятный голос за дверью.

– Да.

– Мне нужно мусорное ведро. На случай, если меня стошнит.

– Понял.

Я принес ведро из другой ванной комнаты и затем постучался к ней.

– Ты укрыта?

– По большей части.

Я открыл дверь и подошел к кровати. Она лежала по диагонали, лицом к изножью кровати и «по большей части» она имела в виду, что была обернута в полотенце, которое прикрывало большую часть ее попки; она лежала на животе и положила голову набок.

– Полагаю, платье - это все, что у тебя есть?

Она кивнула.

– Да. И пара туфель. И сумочка. И мое разбитое сердце. Одежды нет.

– Тогда принесу тебе рубашку для сна.

Я взял одну из своих старых выцветших рубашек «Бэддз Бар энд Грилл» еще тех времен, когда это заведение было достаточно привлекательным туристическим местом, а не захудалой забегаловкой с одним посетителем. Она была мягкой на ощупь и настолько выцвела, что логотип был едва читаем. Я легонько коснулся плеча Дрю и присел у ее головы.

– Можешь сесть?

Она тряхнула головой.

– Не-а. Не могу, мистер Себастиан, сэр. Я все еще пьяна. Все. Пока-пока.

– Отлично. Ну, хоть помоги мне. Я хочу надеть на тебя рубашку, ладно?

– Хорошо.

Я придержал ее за плечи и помог перекатиться на спину, а затем сесть, умудрившись сохранить в процессе обернутое вокруг ее груди полотенце. Натянув рубашку ей на шею, я попытался продеть ее руки в рукава, но она то ли не поняла, что от нее требовалось, то ли смутилась, и ни она, ни я никак не могли понять, куда какую руку просунуть. Она вся запуталась, наполовину продев голову через ворот рубашки, с одной рукой в неверном рукаве и другой, шарящей где-то позади нее.

– Погоди-погоди.
– Она шлепнула меня обеими руками.
– Прекрати, тупой ты великолепный громила. Я сама.

Я убрал руки, пытаясь не рассмеяться, но это мне удалось с трудом.

– Прекрати смеяться надо мной!

– Прости, просто это забавно. Ты забавная, но это так мило.

Наконец, она справилась с рубашкой и окинула меня печальным, полным тоски взглядом.

– Я не должна быть забавной. Я должна быть сексуальной, - скорбно пожаловалась она.
– Предполагается, что я должна быть замужем. Я сейчас уже должна быть замужем! Предполагалось, что это Майкл разденет меня. И именно его член должен был быть во мне прямо сейчас, но вместо этого я здесь бухая, с разбитым сердцем, и хотела бы, чтобы это ты был во мне, и мне все равно, потому что Майкл - МУДАК!

Она выкрикнула последнее слово так громко, что я вздрогнул.

Я заставил себя проигнорировать одну фразу из ее монолога, ту конкретную, которая действительно что-то значила... угадайте какую. Я осторожно погладил ее по щеке.

– Ты сексуальная, Дрю. Мне жаль, что твой тупоголовый жених разбил тебе сердце. Он просто последняя сволочь, и тебе без него лучше.

Она вновь захихикала.

– Хочешь, расскажу, почему Майкл - мудак?

– Он продинамил тебя?

Она мотнула головой из стороны в сторону широким, подчеркнуто небрежным жестом.

– Нееееет. Он трахал мою подружку-свидетельницу прямо перед чертовой свадьбой. И ее зовут Тани! Кто, черт возьми, называет своего ребенка Тани? Ее родители хотели, чтобы она была шлюхой? Ну так вот, получите шлюху. И она шлюха. Ну, я уверена, есть хорошие, нормальные, нешлюховатые девушки, которых так назвали, уж извините - я имею в виду... Тани - дерьмо. В общем, я имею в виду, что очень жаль всех приличных девушек в мире по имени Тани, ведь считается, что все они шлюхи. Но она - шлюха. Она трахала моего жениха в день моей свадьбы! Кто так делает? Тани так делает, потому что она шлюха! Пошла ты, Тани, чертова шлюха.

Она уставилась на меня, ее зрачки не могли сфокусироваться, а потом Дрю ухмыльнулась, будто я пропустил какую-то шутку.

– Ты слышал, что еще я сказала? Я сказала, что хочу, чтобы твой член был во мне, твой, а не Майкла. Готова поспорить, у тебя о-о-ооочень большой член, самый большой, самый крупный, самый красивый член из всех, правда? Так и есть, точно. И если бы я не была полностью раздавлена и не должна была быть замужем ПРЯМО СЕЙЧАС, я бы трахнула тебя так, что ты даже и представить себе не можешь. Ты. Даже. Не. Представляешь!