Мерзавец на выданье
Шрифт:
— Что?
— «Ха, дурак! Вот вся эта шерсть на этикетке и осталась!» Вот же сучка!
Валерия прониклась сочувствием.
— Милый, — сказала она, — дари мне что хочешь. Все буду хвалить.
И Рафик тут же сделал широкий жест:
— Дарю тебе эту квартиру!
— Правда? — обрадовалась Валерия.
— Завтра же прикажу переклеить обои и поменять мебель.
Валерия завизжала от восторга:
— И-иии! Рафик! Ты мой самый любимый!
— Не самый, а единственный, — ревниво поправил он.
— Да! Единственный!
Квартира была огромная. Валерия бегала из комнаты в комнату и мечтала:
— Здесь будет зеркало! Или здесь? Или повесим сюда?
— Как скажешь, драгоценная.
— А здесь туалетный столик.
— Именно.
— А здесь мы фонтанчик организуем. У меня на лице кожа очень сухая.
На фонтанчике Рафик схватил Валерию в охапку и с воплем экстаза «у тебя персик, а не кожа» снова потащил ее в спальню.
— Прямо в шубе, прямо в шубе, — твердил он.
— Зачем? Зачем? — сопротивлялась она.
— Чтобы отомстить жене.
И Валерия сдалась: месть — благородное дело.
Потом Рафик пошел в душ, а Валерия, не снимая шубы, снова отправилась дефилировать по квартире. Комнаты были хороши, но больше всего ей понравилась прихожая. Просторная, отделанная резным дубом, она Валерию потрясла. Не совладав с радостью, Валерия бросилась звонить подруге.
— Лиза! Резной дуб! Дуб! Представляешь? Бешеные деньги!
— Ку-куру-куку! — восхитилась Елизавета.
— Обалденная квартира! И он ее мне подарил! Представляешь?
Елизавета одобрила:
— Настоящая мужская щедрость.
— Как мне повезло!
Вдруг в момент пика везения входная дверь распахнулась и…
То, что произошло в дальнейшем, Валерию просто парализовало — она так и застыла с трубкой в руке, голая, но в норковой шубе. Почему?
Потому что на пороге стояла блондинка, мумия-боссша, которая накануне доверила Валерии свое тело. В одной руке у нее был зонт, в другой дорожная сумка.
Мумия тоже не ожидала встречи со своей телохранительницей, а потому потеряла дар речи. Она лишь переводила глаза с голого живота Валерии на роскошный горностаевый воротник своей шубы. Переводила, переводила и беззвучно хватала ртом воздух…
Так продолжалось до тех пор, пока из ванной не вышел Рафик. Вот тут-то мумию и прорвало.
— Ах ты, сволочь! Ах ты, гад! Я — за дверь, а ты — бабу в мою постель! — заорала она и… начала зверски лупить своим зонтом Валерию.
Все согласно загадочной женской логике.
Что же сделал Рафик?
Разумеется, он повел себя, как настоящий мужчина — присягнул на верность жене.
— Дорогая, — воззвал он к мумии, — сейчас тебе все объясню, и ты сразу поймешь! Я не виноват! Она сама заявилась и соблазнила меня сама!
— Кто она? Кто она? — резво охаживая зонтом Валерию, вопила мумия, хотя прекрасно знала, что это телохранительница, которая всего-навсего
Далее…
Что далее, знают все. Скандал не угас мгновенно, но история так банальна, что нет смысла и продолжать. Совершенно очевидно, что простодушная Валерия одним махом лишилась и работы, и брюнета, и, увы, своего Французского — привычного и домашнего.
Остаток ночи она прорыдала на тощей груди Елизаветы, которая, срывая крошку с зубов, бесилась и приговарила:
— Ну я Рафику покажу. Такую про его фирму статейку состряпаю, тошно ублюдку станет. Сделаю ему настоящий ку-куру-куку!
— Не надо, не надо, — всхлипывала Валерия.
— Надо-надо, — заверяла Елизавета и, глотая слезу сочувствия, спрашивала: — Теперь ты понимаешь, что мужиков совершенно нельзя любить?
— Теперь я понимаю, что нельзя любить брюнетов. Они, оказывается, хуже блондинов, — с ревом сообщала Валерия и тайком от подруги подумывала: «Как бы своего Французского обратно вернуть?»
Глава 8
Дороф задумчиво смотрел в экран телевизора. Там на канале Дискавери дельфины ловко загоняли в морские сети бескрайние рыбьи косяки, бурлящие серебристыми спинами. Люди и дельфины (практически бок о бок) делали общее дело. И работа их спорилась — похоже, были довольны и животные и рыбаки.
Казалось бы, что их связывает: одни на земле обитают, другие живут в море. А вот, поди ж ты, общий язык нашли и сотрудничают к обоюдной выгоде. Уже много веков. И никто никого не предал, не кинул: ни дельфины своих рыбаков, ни рыбаки своих верных дельфинов.
«А я, черт возьми, вынужден опасаться своих друзей, — раздраженно подумал Дороф. — Боюсь того, с кем в упряжке одной радею за общее дело».
Он сердито глянул на Кляйста и смягчился, решив: «Зря на него напал. Сдает старик: лицо пожелтело, мешки под глазами, явно он занедужил. Не мог он меня предать. Да и поздно ему уже с саблями наголо в атаку ходить. Дэн мой, конечно, прав, пора кончать с террористами, но старик упирается не потому, что работает на Эрдогана. Кляйсту присуща осмотрительность, вот он и тянет…»
Дороф понимал, прими он сторону Кляйста и силы в их жарком споре распределятся поровну: Круз и Дэн — за операцию, Кляйст и Дороф — против. В этом случае Круз мгновенно изменит мнение и переметнется на сторону босса, тогда за — будет лишь Дэн.
Выходит, операцию придется надолго отложить. Дорофа это никак не устраивало. Надоело жить под прицелом бандитов — иначе этих борцов за независимость не назовешь. Но с другой стороны, у Кляйста мудрость и опыт, и даже чутье…
Дороф решил: «Прав Кляйст. Тут нужна осторожность. Ладно, не буду горячку пороть. Послушаю мудрого Кляйста, он мне словно отец. Бессонницу из-за меня получил, переживает. Язва его обострилась. Послушаю старика. Заодно и посмотрим как дальше пойдут дела».