Мерзиния
Шрифт:
Есть ещё секретный подотдел Надзора, занимающий весь нижний этаж огромного здания СНБ, и занимающийся только обработкой переписки, и информации, поступающей на частные компьютеры. А этаж над ними – занимается прослушкой международных телефонных переговоров. А ещё два здания – прослушкой переговоров внутри страны Всеобщего Благоденствия…
И наверняка есть спутник, позволяющий отслеживать местонахождение любого телефона. То есть его абонента. Интересно, как скоро его вычислят? Сколько времени у него есть реально?
Будем
Те же данные автоматически зафиксировались на следящем сервере. Но их должны ещё расшифровать. И догадаться, что они опасны для Государства! Для этого нужен Аналитик.
Примерно такой же, как он. А такие аналитики обычно приходят на работу к девяти. И работают стандартный рабочий день – явно обрабатывая то, что записалось ночью.
Нужно (ну, чтобы выжить!) исходить из худшего варианта: его раскроют почти сразу. То есть уже утром. Теперь колесо Бюрократии должно катиться дальше: о нарушителе нужно или подать рапорт, или сходить на доклад к начальству. То есть, ещё время. Начальство должно что-то решить, и запросить разрешения на активные действия – вот ещё время. Не слишком большое, к сожалению.
Но «инерции исполнения» не может не быть и там, в СНБ…
Это должно помочь.
Встав посреди комнаты, он обвёл её медленным взглядом. Словно видел впервые.
Сейчас он уйдёт отсюда. И, быть может, никогда больше не вернётся… Жаль ему?
Да, чёрт возьми, жаль.
После ухода от него Марины ему было жаль. Мягко говоря. И сейчас – тоже.
Словно отрываешь с кровью часть себя!.. Или – оно само отрывается, оставляя в душе пустоту и щемящее чувство утраты. Но с другой стороны…
С другой стороны, он чувствовал, давно предвидел, что так не может продолжаться вечно. Люди – не страусы, чтобы вечно прятать головы в песок. Страус тоже может… Лягнуть!
Вот и пришёл момент, который он неосознанно предвидел ещё тогда, когда отказался уехать с братом. Ему чем-то импонировало остаться здесь, как бы сторонним наблюдателем, агентом чужой разведки. Законсервированным, и с надёжной Легендой – ещё бы!.. Родился же здесь!..
И вот пришло время приступить к эвакуации – он добыл то, к чему бессознательно стремился все эти годы. Доказательства того, что Правительство его страны запросто убивает граждан, которые стали бесполезны – отработанный материал!.. Пенсионеры – обуза!
Да, это – факт. Ничем не лучше газовых камер и печей Освенцима, где сжигали других «неугодных»… Но не убивать же пенсионеров за то, что уже не могут трудиться?! Если бы удалось донести эти сведения до Международной Общественности, может, удалось бы что-нибудь изменить? Сделать жизнь людей Его Страны легче, лучше?.. Убрать – пусть даже с введением «ограниченного контингента» на территорию Страны войск, как было в Ираке – стоящее у власти кровожадное Руководство? Или не «патриотично»
Дудки! Пусть вводят хоть чёрта лысого в Страну – будь то ООН, или – БША… Ведь что это, как не Преступление перед Человечеством?!
Садзама судили за почти то же самое.
Но Саздам хотя бы не трогал беспомощных стариков! А убивал только оппозиционеров! Так же, как и Потпот…
Вытащив из шкафа чёрную спортивную сумку, Леонид стал быстро собираться.
Свой «навороченный» (пришлось-таки купить: нельзя же «терять лицо» – вот, дань условностям! – перед коллегами!) мобильник он оставил на столе.
На работу Леонид приехал даже чуть раньше обычного.
Планёрка прошла стандартно. А вот то, что последовало дальше, несколько отличалось от его обычных действий.
С деловым видом Леонид прошёл по всем коллегам своего и двух соседних отделов, и занял у каждого столько наличности, сколько те могли выдать под его честные глаза.
Затем подошёл к двери Шефа.
Он знал: когда у того нет дел, шеф режется в виртуальный покер, хоть и никогда никому об этом не говорит. Вот: десять тридцать. Самое время.
Леонид вежливо постучал. После некоторой заминки ему предложили войти.
Скривив рот налево, Леонид бочком вплыл в огромный, и по-деловому обставленный кабинет. Здесь, понятное дело, был и шестнадцатиядерный последний «Пентиум», и шкаф с файловыми папками, и монументальный старинный сейф из пятимиллиметрового железа… Плюс огромный полированный стол. На котором шеф не столько проводил совещания, сколько занимался «экзотикой» с Дильфузочкой…
– Я слушаю вас, Леонид Александрович. – шеф успел вывести себе на экран какой-то график, и лучился самодовольством – точно, выигрывал! Значит, можно.
– Хуснутдин Хайруллаевич! – стараясь выговаривать слова не слишком чётко, Леонид морщился, – Очень разболелся зуб! Можно я сейчас, до обеда, сбегаю в поликлинику, выдерну – а после обеда всё подгоню?
Шеф сделал глубокомысленное лицо. Будто думал. Думал он, как же…
Леонид-то знал, что сидящий в удобном дорогом кресле Чиновник – просто стрелочник высокого ранга. И если что – все шишки через него посыплются на Леонида и всех тех, кто реально работает, а не играет в бюрократическую чехарду Справками, Отчётами и Докладными.
– Хорошо, Леонид Александрович, я не возражаю, – шеф слегка кивнул. Отлично. Пора упятиться.
– Спасибо, Хуснутдин Хайруллаевич! – Леонид, пятясь, выскользнул за дверь, мягко прикрыв её.
Предупредив коллег, что отпросился лечить зуб, и выслушав кучу сочувствий и «ценных» советов, Леонид рассовал по карманам то, что считал необходимым, и отчалил.
Он знал, что вряд ли когда вернётся и на «рабочее место», как и вряд ли увидит кого из «своих».
Но даже не оглянулся, уходя. Лицемерия и ханжества он, конечно, здесь навидался… А разве в других местах хоть что-то по-другому?!