Мерзкий старикашка

Герасимов Алексей

– - Что толку в презренных монетах?..
– - ответил я занудным тоном записного святоши, и, полюбовавшись пару мгновений вытянувшимся лицом пацана, добавил.
– - ...если монеты эти -- жалкие медяки? Припрячь-ка пока понадежнее. Только одеяло мое отдай.

Так вот и вышло, что отбытие брата Шаптура в блистательную Аарту, ко двору царя Кагена, было превращено в настоящее празднество. Не знаю уж, что за цитату Круврашпури подсунул Трундналини, но настоятель внял, причем не только внял, но и устроил торжественную службу в главном святилище монастыря, с вынесением к присутствующим Реликвии (что случается крайне редко), воскурениями благовоний, молитвенными песнопениями, принесением в жертву черного барана и церемониальным благословением виновника торжества. Короче, с религиозно-процессуальной стороны подстраховался по полной, дабы никто не мог сказать, что вина в неудаче Шаптура, уж коли он не справится, лежит на его непосредственном руководстве, пренебрегшем положенными ритуалами.

А затем у нас был праздник живота. Брат-кормилец со своими помощниками расстарался и превзошел самого себя как по обильности кушаний, так и по ассортименту. По вкусу сравнить никак не могу, раньше он этих блюд как-то не готовил, но братия чуть языки не попроглатывала. Мне даже обидно стало, что Лисапет такой сухостой и жрет мало: столько хавки в чужих мамонах зазря пропадает.

Когда заталкивать еду в себя впрок стало совсем уж невмоготу, я потихоньку выскользнул из трапезной, -- общаться со мной, по старой памяти, никто особо до сих пор не рвался, -- и сыто развалился на дворовой скамейке, любуясь последними солнечными лучами на горных вершинах.

– - Ох, если в монастыре все торжества таковы, то жить тут можно.
– - неслышно подошедший Тумил плюхнулся рядом со мной и начал отдуваться с пережору.

Так-то он паренек сбитый крепко, но, как тот ежик из анекдота: сильный, очень сильный -- но шибко легкий. В том смысле, что мелковат еще, и покуда не в состоянии соревноваться в чревоугодии со взрослыми.

– - Всяко бывает.
– - уклончиво ответил я.

Зачем мальчика раньше времени расстраивать? Его и без меня найдется кому расстроить.

– - Кушак ослабь, чтобы брюхо не передавливало.
– - посоветовал я.

– - Угу.
– - он распустил узел и, привалившись спиной к стене, блаженно рыгнул.
– - Брат Прашнартра, а правда что перед принятием сана будущий монах неделю постится, и вкушает лишь сухари и воду, да и те, только на заре?

– - Неправда.
– - искренне ответил я.

– - Это хорошо.
– - вздохнул паренек.

– - Спорное утверждение.
– - хмыкнул я, и начал загибать пальцы.
– - Во-первых, не только за неделю до принятия сана, но и три дня после него. Во-вторых, не сухари и воду, а воду и сушеный горох. Десять горошин в первый день поста, девять во второй, ну и так далее, до одной. В третьих, не только на заре, потому что проводит эти дни в пещерах под монастырем, и заря там, или же закат -- под землей не разобрать. Да к тому же воды там хватает -- прямо со стен и сочится, иной раз так и целыми ледяными ручейками.

Тумил покосился на меня, скорчил на мордашке выражение "пришел Ржевский и все опошлил", но ничего не сказал.

– - Интересно, а когда брат Шаптур вернется, тоже ведь, наверное, празднество устроят?
– - спросил он, после недолгого молчания.

– - Я бы не рассчитывал.

– - Почему?
– - удивился парень.

– - На то, что вернется, не рассчитывал бы.
– - ответил я, но, разглядев в глазах послушника недоумение, вздохнул, и пояснил свою мысль: -- Если он царя не вылечит, его, скорее всего, или казнят, или упекут в обитель с самым живодерским уставом из существующих.

– - А что же, в то что брат Шаптур его исцелит, ты, значит, не веришь?
– - поинтересовался Тумил.

– - Ну зачем?
– - я пожал плечами.
– - Может и вылечит, конечно, лекарь-то он очень даже неплохой. Но тогда Шаптура уж точно ждать не следует.

– - Это отчего же?
– - мальчик захлопал глазами.
– - Ведь все же тогда сложится хорошо.

– - Конечно, хорошо. И для царя, и для примаса. Он-то Шаптура в столице и придержит, а если сможет, так и в личные лекари определит Кагену. Под своей, значит, пастырской опекой.

– - Ему-то с того выгода какая?

– - Ты у нас такой дурак, от молебнов, или как?
– - язвительно фыркнул я.
– - Головой подумай, она тебе дана не только для того, чтобы в нее есть. Трехсот лет не прошло с тех пор, как примас с царем выясняли, кто в стране главнее.

– - Так Лжесвятитель же был ересиарх!
– - возмутился такому сравнению Тумил.

– - Конечно, ересиарх.
– - кивнул я.
– - Потому что проиграл. А кто победил, за тем и правда. Кстати, знаешь почему он проиграл, и имя его было предано проклятию?

– - И почему?
– - мальчик поглядел на меня исподлобья.

– - Потому что к тому моменту едва полвека миновало с той поры, как Ашшория приняла слова Святых Посвященных. В равнинной-то части страны старые культы повытравили к тому времени, или Слову Троих подчинили, а вот в горной князья и витязи верили, все больше, по-старому, а примаса ни во что не ставили. И, вот ведь совпадение, в царской гвардии горцев было большинство.
– - я вновь усмехнулся.
– - И чего ты смотришь-то так, словно на мне цветы расти начали, или узоры разноцветные проступать? Никакой такой я тебе сейчас тайны не открываю, все в хрониках есть.

– - Знаешь что, брат Прашнартра?
– - в сердцах сказал Тумил.
– - Тебя иной раз как послушаешь, так прям и жить не хочется! Зачем ты мне это сейчас рассказал? Для чего мне оно? Погоди, я понял, кажется... Ты веру мою испытываешь, искушаешь, проверяешь, смогу ли я стать монахом, достоин ли, верно?

– - Веру можно испытывать лишь тогда, когда она имеется.
– - я облокотился на теплую еще от дневного солнца стену, и прищурил глаза.
– - А у тебя всей веры -- дюжина заученных наизусть молитв, смысла которых ты и наполовину не понимаешь, да прочитанная по обязанности Книга Деяний Троих. Как ты вообще в послушники-то попал? Сын князя все же, не хрен собачий.

– - Да...
– - расстроенно пробормотал паренек, махнул рукой и на какое-то время замолк, затем тяжело вздохнул, и произнес совсем уж невесело: -- У отца только и богатств всего, что княжеский титул. А на деле, пара нищих горных деревенек и крепостица на скале, которую ни защищать некем, ни отреставрировать не на что.

Ну прям классика: "Ковры молью проедены, овцы давно съедены, бриллианты фальшивые, скакуны паршивые".

– - И старших братьев, поди, у тебя целый табун?

– - Ага.
– - кивнул Тумил.
– - Шестеро. Да трое сестер, тоже старших, а им же приданное надо. Я-то последыш. Ну и... Не хватило в общем у отца денег, чтобы мне кольчугу, коня и саблю справить.