Мещане
Шрифт:
Перчихин. Н-да... Забыл ты, Петя, как мы с тобой, бывало, чижиков ловили. В ту пору любил ты меня...
Пётр. Я и теперь...
Перчихин. Вижу, чувствую... как ты теперь!
Пётр. Я в то время леденцы и пряники любил, а теперь в рот не беру...
Перчихин. Понимаю... Дядя Терентий! Идем пиво пить?
Тетерев. Не расположен...
Перчихин. Ну, я один. В кабачке - весело. В кабачке - просто. А у вас - с тоски помрешь, не в комплимент вам будь сказано. Ничего вы не делаете... никаких склонностей не имеете... А то давайте в карты играть? В свои козыри? Как раз четверо... (Тетерев
Тетерев. Нет...
(Перчихин уходит, безнадежно махая рукой. Несколько секунд тишины. Отчетливо слышны тихие ноты пьесы, которую медленно разбирает Татьяна. Петр, лежа на кушетке, вслушивается и насвистывает мелодию. Тетерев встает со стула и ходит по комнате. В сенях, за дверью, с громом падает что-то железное - ведро или самоварная труба. Слышен голос Степаниды: "Куда те чёрт понес"...)
Татьяна (не прерывая игры). Как долго Нил не приходит...
Петр. Никто не идет...
Татьяна. Ты ждешь Елену?..
Петр. Кого-нибудь...
Тетерев. Никто к вам не придет...
Татьяна. Какой вы всегда мрачный...
Тетерев. Никто не придет к вам, ибо у вас нечего взять...
Петр. Так говорит Терентий Богословский...
Тетерев (настойчиво). Замечаете ли вы, что у пьяненького, подержанного птичника - жив дух и жива душа его, тогда как вы оба, стоя на пороге жизни, - полумертвы?
Петр. А вы? Вы о себе какого мнения?
Татьяна (вставая со стула). Господа, оставьте! Ведь уж это было, было! Вы спорили об этом...
Петр. Мне нравится ваш стиль, Терентий Хрисанфович... И нравится ваша роль - роль судьи всех нас... Но я желал бы понять - почему именно эту роль вы играете... Вы говорите всегда так, точно читаете нам акафист за упокой...
Тетерев. Таковых акафистов не бывает...
Петр. Ну, все равно. Я хочу сказать - вот вы не любите нас...
Тетерев. Очень...
Петр. Спасибо за откровенность.
(Входит Поля.)
Тетерев. Кушайте на здоровье.
Поля. Чем вы угощаете?
Татьяна. Дерзостями...
Тетерев. Правдой...
Поля. А я хочу идти в театр... Не пойдет ли кто со мной?
Тетерев. Я...
Петр. Что сегодня?
Поля. "Вторая молодость"... Идемте,
Татьяна Васильевна?
Татьяна. Нет... Я в этот сезон едва ли буду ходить в театр. Надоело. Меня злят, раздражают все эти драмы с выстрелами, воплями, рыданиями. (Тетерев ударяет пальцем по клавише пианино, и по комнате разливается густой, печальный звук.) Все это неправда. Жизнь ломает людей без шума, без криков... без слез... незаметно...
Петр (угрюмо). Разыгрывают драмы на тему о страданиях любви, и никто не видит тех драм, которые терзают, душу человека, стоящего между "хочу" и "должен"...
(Тетерев, улыбаясь, продолжает бить по клавишам басов.)
Поля (смущенно улыбаясь). А мне нравится в театре... ужасно. Вот, например, Дон Сезар де Базан, испанский дворянин... удивительно хорошо! Настоящий герой...
Тетерев. Я похож на него?
Поля. Ой, что вы! Совсем ни капли!..
Тетерев (усмехаясь). Эх... жаль!
Татьяна. Когда актер
Поля. Ну, я иду... Терентий Хрисанфович, - идете?
Тетерев (перестает трогать клавиши). Нет. Я не пойду с вами, если вы не находите во мне ничего общего с испанским дворянином...
(Поля, смеясь, уходит.)
Петр (глядя вслед ей). Что ей испанский дворянин?
Тетерев. Она чувствует в нем здорового человека...
Татьяна. Он красиво одет...
Тетерев. И весел... Веселый человек - всегда славный человек... Подлецы редко бывают веселыми людьми.
Петр. Ну, с этой точки зрения вы должны быть величайшим злодеем на земле...
Тетерев (снова начиная извлекать из пианино густые, тихие звуки). Я просто - пьяница, не больше. Вы знаете, почему в России много пьяниц? Потому что быть пьяницей удобно. Пьяниц у нас любят. Новатора, смелого человека - ненавидят, а пьяниц - любят. Ибо всегда удобнее любить какую-нибудь мелочь, дрянь, чем что-либо крупное, хорошее...
Петр (расхаживая по комнате). У нас в России... у нас в России... Как это странно звучит! Разве Россия - наша? Моя? Ваша? Что такое - мы? Кто мы?
Тетерев (напевает). Мы во-ольные птицы...
Татьяна. Терентий Хрисанфович! Перестаньте, пожалуйста, звонить... уж очень погребально!
Тетерев (продолжая). Я аккомпанирую настроению...
(Татьяна с досадой выходит из комнаты в сени.)
Петр (задумчиво). Н-да... Вы... в самом деле перестаньте, это расстраивает нервы... Я думаю, что, когда француз или англичанин говорит: Франция! Англия!.. он непременно представляет себе за этим словом нечто реальное, осязаемое... понятное ему... А я говорю - Россия и - чувствую, что для меня это - звук пустой. И у меня нет возможности вложить в это слово какое-либо ясное содержание. (Пауза. Тетерев звонит.) Есть много слов, которые произносишь по привычке, не думая о том, что скрыто за ними... Жизнь... Моя жизнь... Чем наполняются эти два слова?.. (Молчит, расхаживая. Тетерев, тихо ударяя по клавишам, наполняет комнату стонущими звуками струн и с улыбкой, застывшей на его лице, следит за Петром.) Чёрт дернул меня принять участие в этих дурацких волнениях! Я пришел в университет учиться и учился... перестаньте звонить, пожалуйста! Никакого режима, мешавшего мне изучать римское право, я не чувствовал... нет! По совести... нет, не чувствовал! Я чувствовал режим товарищества... и уступил ему. Вот два года моей жизни вычеркнуто... да! Это насилие! Насилие надо мной - не правда ли? Я думал: кончу учиться, буду юристом, буду работать... читать, наблюдать... буду жить!
Тетерев (иронически подсказывает). Родителям на утешение, церкви и отечеству на пользу, в роли покорного слуги общества...
Петр. Общество? Вот что я ненавижу! Оно всё повышает требования к личности, но не дает ей возможности развиваться правильно, без препятствий... Человек должен быть гражданином прежде всего!
– кричало мне общество в лице моих товарищей. Я был гражданином... чёрт их возьми... Я... не хочу... не обязан подчиняться требованиям общества! Я - личность! Личность свободна... послушайте! Бросьте это... этот чёртов звон...