Месс-менд. Части I и II
Шрифт:
— Ваш пароль? — тихо спросил мосье Надувальян.
— Мы мирные туристы в Зангезуре! — ответили оба в один голос, после чего Мосье Надувальян ввел их с большими предосторожностями внутрь своего склада.
Здесь было темно и затхло. Освещение давала лишь маленькая отполированная платиновая пластинка, на которую перебрасывался зеркалами свет из стеклянного купола. Баллоны, пустые и полные, стояли вокруг стен. Хрустальные чаши лежали на столе. Множество флакончиков валялось в корзине.
— Товар сильно возрос в цене, — пробормотал Надувальян,
— Черт возьми! — воскликнул турист. — Вы спятили!
— Ничего подобного, — отозвался армянин спокойно, — разработка засыпана. Это последний фунтик нашего минерала.
Туристы посоветовались друг с дружкой, тяжело вздохнули и вытащили из карманов битком набитые бумажники. Не менее тяжело вздохнул и Надувальян, принимая от них сумму, на которую он мог бы купить весь Зангезур.
— Ну и работа! — прошептал он, выпроваживая туристов за дверь. — Один улетает, другой прилетает, пилава не дадут доесть!
И точно. Не успел он докончить вздоха, как на площадку уселась новая стрекоза.
На этот раз оттуда выскочил итальянец. Он был в чесучовом костюме и блестящей шляпе. Сделав небольшую прогулку по окрестностям и нащелкав кодаком к великому удовольствию армянских галок немалое количество безвредных видов, он приблизился к роковому складу и распахнул пиджак. На нем была розово-белая жилетка.
— Пароль? — спросил Надувальян, выглянув в окно.
— Я мирный турист в Зангезуре.
— Войдите, — угрюмо ответил армянин, дожевывая хорошую ложку пилава и вытирая губы салфеткой, — войдите и соблюдайте осторожность. Воздух заряжен. Баллоны взрываются. Вам сколько надо?
— Пять фунтов! — жадно выпалил итальянец.
— Восемнадцать триллионов, двести восемь миллионов одиннадцать тысяч лир сорок два чентезима, — выщелкал на счетах Надувальян.
Итальянец всплеснул руками и пошатнулся.
— Не падайте, — посоветовал Надувальян. — Упадете, взорветесь. Скажи простым языком, сколько имеешь покупательной способности?
— Десять тысяч лир… — простонал итальянец.
— Эх ты, душа, — сплюнул Надувальян набок. — Надувальян солидный человек. Так и быть, возьми золотник на память, денег не надо.
С этими словами он сунул итальянцу флакончик и выпроводил его за дверь, дрожащего и бледного от неудачи.
А за дверьми уже стоял новый турист. Он раздвигал ноги, щепоткой подтягивая у колен полосатые брюки, приподнявшиеся над парой носков снежно-белого цвета с ярко-розовыми полосками. Он пристально глядел на мосье Надувальяна. Мосье Надувальян взглянул сперва на носки, потом на брюки, потом на огромный живот, воротник и круглое красное лицо восточного типа, — и попятился. Можно было подумать, что он испугался.
— Пароль? — пробормотал он дрожащим голосом.
— Парапупондопуло в Зангезуре! — ласково ответил толстяк, подмигивая армянину. — Свой своя не опознаша!
— Грек! — подумал Надувальян, чувствуя спазмы в желудке, горле и подмышками.
Суетливо провел он его в склад, не спуская глаз со своего гостя ни на секунду.
— Сколько изволишь?
— Сколько продашь, — ответил грек милостиво и ударил себя по карману.
— Восемь тысяч драхм золотник. Своя цена. Меньше ни единой лепты.
— Дорого, друг. Скинь тысячу.
— Рад бы душой, — не могу.
— Недаром ты александрополец! Бери! Соси мою кровь! Дай сюда пять лотов в хорошей упаковке.
Надувальян опрометью сунул флаконы в каучуковый баллон, упаковал, завернул в собственную салфетку.
— Уехал, — пробормотал он, вытирая пот. — Ну, счастлив я… Ай, что такое? Скандал! Обман! Убийство! Держи!
Но пропеллер журчал уже на недосягаемой высоте. А кредитки в дрожащей руке Надувальяна, все до одной, были фальшивые.
Глава сорок пятая
Кимоно Карла Крамера
При дневном свете обширное здание Велленгауза смотрит не менее мрачно, чем ночью. Вся штукатурка покрыта пятнами сырости. Ни одно окно не завешено. С кладбища веет кипарисом и резедой, что, впрочем, не скрадывает запаха живого гниющего тела, просачивающегося из каждой щели. За длинными столами сотни инвалидов молча ели деревянными ложками суп из картофельной кожуры, когда Тодте и молодой человек на протезах провели под руки в кабинет председателя сыщика Боба Друка.
Сыщик Боб Друк стал другим человеком. Зеленые складки виснут у него на лице точь-в-точь, как обои в отсыревшей комнате. Глаза померкли. Рот выпятился. Он сел в придвинутое кресло, подтянув на коленях брюки, и безразлично уставился на Тодте.
— Карл Крамер сильно болен, Друк, — произнес безглазый, растягивая каждый слог, — сильно, сильно болен. Следствие тормозится, ему нужно помочь.
Лицо Друка порозовело, глаза оживились.
— Но я был у Карла Крамера еще вчера вечером! — воскликнул он беспокойно. — Я видел его совершенно здоровым. Мы проболтали часа три, хотя, разумеется, говорил я, а он молчал и слушал.
— Вчера здоров, сегодня болен, — так оно и бывает на свете, Друк. Вы должны, наконец, помочь ему чем-нибудь. Нельзя выезжать на одном Карле Крамере!
Друк насторожился.
— Например, арестованная старуха! К чему навязывать ее Крамеру, и без того занятому днем и ночью? Вы могли бы ее допросить и доложить ему имя убийцы его секретаря. Разве это приятно, по-вашему, узнать самому, кто убил дорогого вам человека? Нет, Друк, нет, у вас не хватает чуткости. Вы хороший сыщик, но вы… вы предпочитаете, чтоб за вас делали дело другие.