Месс-менд. Роман
Шрифт:
– Эти страны и народы, дорогие мои, я изучал Много лет, чтобы принести Им свет своей веры. Но. за последнее время сомнения посетили меня.
– Вот уж хорошо, что они застали вас дома, сэр, - пробормотала Минни Гербель.
– Неужто вы на понимаете, что дело не в свете, а в пушках, капиталах, товарах и рынках?
Увы, пастор Арениус начинал это понимать. Но Апопокас, хотя и спросонок, тоже начал понимать странную манеру, учить девиц политграмоте, и ему справедливо: показалось, что это не может быть по вкусу американскому джентльмену с чеками. Поэтому
– Проснитесь, придите в себя!
– зашипел он бархатным голосом.
– Пока ваш секретарь храпит, как сорокадюймовое, я, можно сказать, глаз не сомкнул. Ходил дозором. Продрог. Идите-ка послушайте нашего. дьячка. Уж лучше б мы его предоставили собственным ногам и аравийским шакалам, чем таскать его в порт Ковейт.
Князь Гонореску, столь неделикатно оторванный от сна, преисполненного фамильных гербов и подвалов с драгоценностями, сердито вылез из палатки и пошел вслед за Апопокесом но мокрой от росы дороге. Возле навеса они прислушались как раз для того, чтобы уразуметь блестящую речь Минни Гербель о международном положении и роли великих держав в Малой Азии. Нельзя сказать, чтоб речь эта пришлась по вкусу его сиятельству, отчетливо услышавшему «лакея капитализма», подпущенного комсомолкой Минни прямехонько да адресу его почтенной родины.
Гонореску затопал ногами, потеряв всякую осторожность.
– Повесить!
– закричал он, дико вращая белками.
– В мешок!
– Молчите, - сухо возразил Апопокас.
– На наше счастье, мы поймали красотку персиянку. Эта венская устрица давно уже беспокоит меня. Будьте покойны, ваше сиятельство. Комплект не пострадает ни на один нумер.
С этими словами он свистнул, разбудил двух арабов, велел им взять, мешок и поднялся к девушкам.
Раз-два, - отцу Арениусу - пришелся удар кулаком по голове, а Минни Гербель подхвачена, как перышко. тельце ее засунуто в мешок, а мешок крепко завязан веревками.
Миссионер вскрикнул и бросился к арабу. Но тот оттолкнул старика взмахнул мешком над головой и…
– Стойте, - спокойно объявила Сарра, переглянувшись со всеми своими товарками, - если вы потопите Минни и старика, мы объявим голодовку. Мы не проглотим ни единого желтка, ни говоря уже о простокваше, и вы доставите на место тридцать высохших скелетов.
– Голодовка!
– завизжал весь девичник таким неистовым голосом, что князь Гонореску не вытерпел и присел на корточки.
– Успокойте их, Апопокас!
Но не тут-то было. Завтрак, приготовленный для «ковейтского комплекта», пинками и Локтями выброшен на землю. Куски, поднесенные ко рту, оплеваны. Арабы испуганно бросили мешок и, творя заклинания, кинулись в кусты. Короче сказать, Не прошло и двадцати минут, как Минни, вытащенная из мешка, водворена на прежнее место, а пастор Арениус устроен на одном из верблюдов. Караван тронулся в путь.
– Сколько у нас погонщиков и слуг?
– в бешенстве спросил Гонореску.
– Дюжины полторы, - мрачно, ответил Апопокас.
– Пусть в каждую палатку сядет по арабу или да румыну, чтоб следить за девчонками.
Это государственное распоряжение было немедленно проведено в жизнь, несмотря на явное недовольство арабов!. Между тем маленькая Минни, сидевшая вместе с пастором, Саррой и арабкой Ноэми, устроилась у отверстия палатки, откуда она могла видеть весь караван, и энергично сигнализировала вдаль. Девушка, подхватившая ее сигналы, передала их своей группе, оттуда они пошли к следующей палатке, пока не облетели весь гарем.
– Когда начинается выступление, - деловито объявила Минни пастору, глядевшему, на нее, вытаращив глаза, - самое главное, дедушка, не проворонить время и не увлекаться мелкими уступками. Следите за нашей тактикой. Ноэми, душа моя, примись за национальное меньшинством.
Ноэми взглянула на араба погонщика жгучими аравийскими глазами и издала несколько гортанных звуков. Погонщик затараторил нечто вроде «га-га-га», перемежающееся такими понятными для всякого восточного путешественника словечками, как рупий, куруш, диваии, махмуди, кубир (аравийские деньги) и тому подобное. Пастор Арениус не знал арабского языка, Ho по числу рупиев и курушей, упоминавшихся в их разговоре, не замедлил составить себе, мнение о происходящей сделке…
– Она хочет его подкупить?
– шепнул он Минни.
– Подкупить?
– детские голубые глаза вытаращились на пастора! в совершенном изумлении - Да что вы, дед, неужто мы в кинематографе? Тут идет практическая борьба, а не глупости.
– Ну, значит, она соблазняет его….
– пастор невольно поперхнулся, - соблазняет любовью?
Но Минни уже совсем не слышала его вопроса. Сарра вытащила бумагу и карандаш и свободной кистью руки принялась что-то набрасывать под диктовку Ноэми. Араб глядел с интересом. Вдруг он перегнулся из палатки и стал шептаться с другим арабом.
Пастор, Арениус следил за всеми этими непонятными для него поступками с растерянностью человека, отставшего от своего времени. Он начинал чувствовать к коллективу падших женщин нечто вроде той зависти, какая переворачивает сердце уличному мальчишке, идущему по улице рядом с марширующим под барабан взводом солдат.
– Но скажите же мне, - шепнул он наконец умоляюще, - о чем говорило с арабом это красивое дитя?
– Она спросила, сколько он получит от нашего хозяина и имеется ли между ними письменное условие, - рассеянно ответила Минни, принимая от Сарры исписанную бумажку.
29. ДИКАРЬ ИЗ ПЛЕМЕНИ ТОН-КУА
Вернувшись из тюрьмы, Пэгги швырнула зонтик в одну сторону, шляпку в другую, перчатки в третью:, а сама кинулась в четвертую, где стоял ее отец, коронный: судья города Ульстера.
У ткнувшись ему в грудь, Пэгги произнесла под счастливым наитием женской логики, обоснованной точь в точь так же, как белый цвет заячьей шкуры в зимнем сезоне:
– Папа, я положительно страдаю за вес!
– Это еще почему?
– ворчливо осведомился ульстерский судья.