Мессалина
Шрифт:
Император дважды повторил свой жест. То же самое за его спиной проделали оба консула – Ацерроний Прокул и Петроний Понтий Нигрин, а также Луций Вителлий, Тиберий Клавдий Друз и Невий Суторий Макрон.
Так прошло несколько минут, прежде чем Калигула устроился на мягком пурпурном сиденье пульвинария [51] . Арена уже была заполнена бегающими по ней ланями и косулями. У открытых загонов в вольных позах расположились охотницы, вооруженные легкими луками и маленькими стрелами в колчанах. Две сотни их блестящих глаз выжидательно следили
51
Пульвинарий – подиум императорской ложи в цирке.
Постепенно толпа успокоилась. Все внимание теперь было приковано к окружению императора. И вот Гней Сентий Сатурнин, один из куринальных эдилов этого года, решил, что настал подходящий момент для начала игр. Он махнул рукой небольшой группе волынщиков, стоявших неподалеку от загонов, и они заиграли, объявляя открытие охоты.
Зрелище началось. И хотя многие охотницы еще не успели как следует отдохнуть после предыдущего представления, присутствие императора удвоило их азарт: каждая старалась отличиться перед ним, показать всю свою ловкость, красоту и меткость.
Калигула же не мог не отвлекаться: почти всех присутствовавших куртизанок он видел впервые, а потому ежеминутно поворачивался к свите, интересуясь той или иной из них. Тогда ему на помощь пришли Прокул, Нигрин и Вителлий, которые распорядились, чтобы эдилы принесли грифельную доску, и сами написали на ней имена участниц представления. Как оказалось, им были неизвестны только три из выступавших женщин: Альбуцилла, Лаодиция и Летиция.
Неожиданно император попросил Клавдия рассказать о происхождении Флоралий.
– Пока ты не начал надоедать с происхождением твоих любимых этрусков, – с усмешкой добавил он.
– Ну, не знаю, что и сказать, – широко улыбнувшись, ответил Клавдий. – Ведь истоки этих игр находятся именно в истории этрусков! Но я боюсь снова наскучить тебе и не буду заходить так далеко.
– И правильно сделаешь, дядюшка Клавдий!
– Тогда я должен заметить, что Флоралии издавна посвящаются могущественной покровительнице нашего народа, который обязан ей богатством и процветанием; основываясь на древнейших анналах, я могу утверждать, божественный Гай, что этот праздник возник не позже Консуалий, Фуриналий, Фауналий и Кампиталий [52] .
52
Консуалии, Фуриналии, Фауналии, Кампиталии – игры в Древнем Риме, посвященные божествам – покровителям природы и сооружениям, построенным человеческими руками.
И Клавдий уже начал пересказывать вступление к своему любимому трактату, когда внимание Калигулы привлекла большая ложа, находившаяся справа от императорского подиума. В ней, так же как и в ложе слева, сидели самые знатные представительницы римского общества: жены сенаторов, патрициев, зажиточных всадников и богатых ростовщиков. Там, среди матрон, блиставших лучшими нарядами и драгоценностями, Калигула
Как только их взгляды встретились, Калигула сразу охладел к истории и перебил Клавдия:
– Все-таки, мой всезнающий дядя, твой трактат чересчур зануден. Когда-нибудь я постараюсь выслушать его от начала до конца, а сейчас, чтобы не заснуть, пройдусь к соседней ложе и заодно поздороваюсь кое с кем. – Он повернулся к свите и, показав знаком, что хочет сойти с подиума, добавил: – А вы подождите меня здесь.
Покинув пульвинарий, Калигула вскоре показался в ложе, которая была справа. Появление императора вызвало там немалый переполох: зрительницы, сидевшие в первых рядах, сразу повернули головы и стали возбужденно переговариваться между собой.
Матроны справедливо полагали, что юный принцепс навестил их ложу для разговора с одной из них. И, наперебой стараясь угадать имя избранницы, каждая в душе была уверена, что такая честь будет по праву принадлежать ей.
Калигула же, почтительно поздоровавшись со всеми дамами и выслушав их ответные приветствия, с подчеркнутой любезностью поклонился жене консула Ацеррония Прокула, пожал руку Гнею Домицию Агенобарбу, женатому на его сестре Агриппине, и наконец направился к правой колонне, рядом с которой сидела просиявшая от удовольствия Валерия Мессалина.
– Нравятся ли тебе игры, моя дорогая тетушка? Не скучаешь? – спросил император благодушно.
– Не скучаю, потому что увидела тебя. Я знала, что ты здесь будешь. Клавдий мне сказал под большим секретом.
– У моего болтуна дяди нет никаких секретов от тебя? Даже если они касаются принцепса?
– Прошу тебя, божественный Гай, не держи на него зла! Он так мне предан!
– Неужели твоя неотразимая красота имеет столько власти над ним?
– Умоляю, Гай, не сердись! Не заставляй меня проклинать мою внешность и влияние, которое она оказывает на такого простодушного человека, как мой супруг.
– Но я и не сержусь. Разве ты не видишь? – тихо произнес Калигула, облокотившись о парапет и наклонившись так близко к лицу Мессалины, что она почувствовала его жаркое дыхание. – Наоборот, я благодарен моему дяде за его бестактность, которая подарила мне счастье встретить тебя, моя очаровательная тетушка!
– О, верно, счастье твое не так велико! Иначе ты уже давно позаботился бы о том, чтобы повидать свою бедную Мессалину, которой больше всего на свете хочется быть рядом с тобой. Но если вправду глаза отражают то, что чувствует сердце, и если мои глаза меня не обманывают, то я читаю в твоих глазах твое желание. Раньше я его не видела. Неужели я внушила тебе его?
Мессалина говорила все тише, пристально глядя в глаза Калигулы, который молча и зачарованно слушал свою прелестную собеседницу, а потом, внезапно прервав ее, прошептал ей на ухо:
– Да-да. Все так. Ты угадала. Ты услышала бессловесный язык любви. Я люблю. Я хочу тебя. Твоя божественная красота сводит меня с ума.
– Почему же ты не приходил?
– Заботы о делах государства. В первое время их так много. Все дела и дела.
– И страх перед ревностью Эннии Невии!
– Не говори мне о ней! Она меня раздражает. Я уже ненавижу ее.