Мессалина
Шрифт:
В то же мгновение Персик выпрямился и с выражением превосходства на лице оглядел патрициев.
Император же направился к подиуму, но почти сразу натолкнулся на смертельно бледную, обессиленно прислонившуюся к мраморной стене коридора Эннию Невию.
– Что случилось? Что с тобой? – нахмурившись, спросил Калигула.
– Я… несчастнейшая из женщин, – с трудом выговорила она. – Я все видела. Ты меня предал.
– Ради Марса Мстителя! – посмотрев по сторонам, угрожающе прошептал император, – замолчи. Не устраивай
– Нет… не волнуйся, божественный Цезарь, – тихо проговорила Энния, и ее прекрасные глаза наполнились слезами. – Никаких сцен больше не будет. Я тебя слишком люблю… тебя, а не эту императорскую хламиду. Я в отчаянии. Но пусть оно тебя не огорчает. Я хочу попрощаться с тобой… чтобы уйти… навсегда!
С трудом выговорив эти слова, она вдруг быстрым движением откинула край своего мехового палия и показала Калигуле маленький острый кинжал, который сжимала в правой руке.
– Ради богов! Не делай глупостей! – испуганно пробормотал Калигула. – Отдай мне кинжал!
– Нет, мой бывший возлюбленный… прощай навсегда, – ответила Энния и бросилась бежать вниз по лестнице, которая вела к аркадам цирка.
Хотя и свирепым характером обладал Калигула, кровь и порок еще не стали постоянными спутниками его жизни и не настолько очерствили душу, чтобы он не почувствовал жалости к этой женщине, которую когда-то любил и которая до сих пор так преданно любила его, что предпочитала умереть, чем потерять его взаимность.
Что-то в нем дрогнуло. Он стремглав бросился вдогонку за Эннией, настиг ее через несколько ступеней и, схватив за руку, почти прокричал чужим, срывающимся голосом:
– Постой! Не заставляй меня терять голову, Энния моя, дай мне кинжал! Ты моя единственная любовь. Не терзай мою совесть.
Калигула выхватил у нее кинжал и с силой швырнул в пространство под лестницей, где он воткнулся в песчаную насыпь, покрывавшую землю между нижними аркам.
От отчаяния и беспомощности Энния разрыдалась с новой силой. В свою очередь, Калигула возобновил угрозы.
Тем временем Ацерроний Прокул и Луций Вителий, чьи места на императорском подиуме находились ближе других к выходу, встали и, привлеченные непонятным шумом, выглянули за полог драпировки, отделявшей пульвинарий от коридора.
Заметив их появление, Калигула сразу переменил тон и громко сказал:
– Ну, приходи в пульвинарий! Не заставляй себя упрашивать. Твой муж ждет тебя. И, обратившись к двум неожиданным свидетелям их ссоры, добавил: – Это вы, друзья? А вот Энния Невия не решается присоединиться к нашему обществу!
Оба мужчины восприняли эти слова как предложение проводить в пульвинарий смутившуюся женщину; перебивая друг друга, они воскликнули:
– Но, Энния, тебя просит император!
– Подумай, какую честь тебе оказывает Цезарь!
На звук их голосов из-за полога высунулись головы Понция Негрина
Растерявшейся Эннии ничего не оставалось, как взять себя в руки и постараться произнести как можно более спокойно:
– Да, конечно, иду, хотя и не заслуживаю такой чести – подняться на самый императорский подиум!
Однако, несмотря на сбивчивую речь, ее лицо прояснилось, когда она вдруг осознала, рядом с кем предстанет перед всеми зрителями: наконец-то сбывались ее самые сокровенные мечты.
Наскоро смахнув слезы и поправив растрепанные волосы, Энния Невия в предчувствии неожиданного триумфа взошла на императорский подиум, сопровождаемая Калигулой и завистливыми взглядами всех женщин, присутствовавших в цирке.
Глаза Мессалины, к которой Калигула, уступивший почетное место Эннии, был вынужден повернуться спиной, сверкнули злостью, становившейся еще более яростной, когда соперница торжествующе посматривала в ее сторону и что-то говорила императору.
По ее красноречивой мимике Мессалина догадалась, что Энния объясняла свое появление в цирке.
Так и было на самом деле. Энния рассказывала Калигуле о том, что она еще не видела этого зрелища и поэтому решила пойти в цирк, что по своему незнанию она оказалась в закрытой галерее, где лучшие места для женщин были уже заняты, что арену ей загораживали чужие спины, что в поисках свободного пространства она случайно взглянула вниз и на нижнем ярусе, прямо под собой, увидела Цезаря и Мессалину, став таким образом невольной свидетельницей их разговора, что в смятении она бросилась в коридор, где и встретил ее Калигула.
Мессалина ничего этого не слышала, но с болью в сердце поняла, что Энния вновь нанесла ей поражение.
Калигула же, охваченный противоположными чувствами, присматривался к знакомым чертам Эннии Невии и с удивлением обнаруживал в ней романтический ореол отчаяния и самопожертвования, которым она только что пробудила его былую нежность.
Спустя пару минут Энния прикоснулась своей маленькой ножкой к ноге императора и, обменявшись с ним несколькими красноречивыми взглядами, шепнула своему венценосному любовнику:
– Прости меня, божественный. Умоляю тебя, прости.
Эти слова и знакомое обоим касание произвели ожидаемый эффект. Мир был восстановлен, а Мессалина – по крайней мере на сегодня – забыта.
Тем временем охота на косуль и ланей подходила к концу. В ней опять отличились Пираллида и Лициция, сделавшие наибольшее количество метких выстрелов.
Приняв полагающиеся почести, охотницы, предшествуемые двумя эдилами, направились к императорскому подиуму, чтобы просить Цезаря присутствовать на дневном представлении, где они должны были выйти на арену полностью обнаженными и, вооружившись, как гладиаторы фракийцы и санниты, вступить в единоборство друг с другом.