«Мессершмитты» над Сицилией. Поражение люфтваффе на Средиземном море. 1941-1943
Шрифт:
Обмениваясь на практичном жаргоне военных летчиков необходимой информацией, мы периодически прерывались, поднимая головы, как будто хотели почувствовать дуновение ветра от приближавшихся тяжелых бомбардировщиков прежде, чем послышится характерный звук их двигателей. Этот комплекс аэродромов был идеальной целью для «Крепостей» с их тактикой бомбометания по площадям. Вся равнина вокруг Джербини была сейчас покрыта самолетами. Недалеко от нашей посадочной полосы находились эскадра истребителей-бомбардировщиков, оснащенная «фокке-вульфами», и по одной группе из 51-й и 53-й истребительных эскадр, все они были рассеяны под прикрытием редких оливковых деревьев.
– Снова появились «спитфайры» с Мальты, – сказал Фрейтаг, – только на этот раз это самая последняя версия с острыми законцовками крыла. Они оснащены высотными компрессорами и на высоте выше 7000 метров лишь играют с нами в кошки-мышки.
– Сколько раз вы летали над
– О, восемьдесят прекрасных экскурсий. Однажды меня вытащили из воды вблизи гавани Валетты, когда уже подходили британские спасательные катера [79] …
Это было в те дни, когда мы сопровождали «юнкерсы» и были еще способны подавить врага над его собственным островом. Фрейтаг говорил об этих вылетах так, словно это были прогулочные полеты.
79
В июле – октябре 1942 г. в боях над Мальтой командир 1-й эскадрильи 77-й истребительной эскадры обер-лейтенант Зигфрид Фрейтаг одержал 21 победу, став самым результативным среди воевавших над этим островом летчиков-истребителей люфтваффе. 27.07.1942 г. его «Bf-109» был сбит английским «спитфайром» и упал в море недалеко от Валетты. К Фрейтагу уже приближались английские катера, но его успел подобрать немецкий спасательный гидросамолет «Do-24».
Говоря, он время от времени подчеркивал слова вялыми жестами. Ноги он вытянул на патронный ящик прямо перед собой, чтобы дать им отдых. Я заметил, что на нем, как обычно, были белоснежные носки и желтые сандалии, хотя я уже много раз говорил ему, что во время вылетов он должен носить прочные ботинки… Но когда теперь я в очередной раз сказал об этом, получил в ответ разоружающие извинения, смысл которых сводился к тому, что его ноги потеют или что в Северной Африке, когда он вынужден был выпрыгнуть на парашюте, это не принесло ему никакого вреда…
Наше снаряжение не давало нам надлежащих гарантий в отношении того, что однажды мы не встретим землю на скорости 3 метра в секунду. Когда началась война, мы, поднимаясь в узкие кабины наших истребителей, все еще носили элегантные, в кавалерийском стиле, сапоги. Затем стали модными теплые меховые сапоги с мягкими, свободно охватывающими икры голенищами, которые говорили всем до одного, что их обладатель пилот. Но когда кто-то был вынужден покинуть самолет на большой скорости, часто случалось, что такие сапоги срывало с ног силой воздушного потока. Так произошло со Шмитцем, который в результате сильно обморозил одну ногу. В течение ночи и дня он перешел по льду Азовского моря, имея только один сапог.
В то время моя группа перебазировалась с Кубани на аэродром в Керчи, в Крыму. Под мартовском солнцем снег на улицах и на полях таял, но ночи все еще были очень холодными, и Азовское море, чей берег находился весьма близко от северной границы аэродрома, представляло собой сплошную поверхность грязно-белого льда. Около полудня самолеты группы вернулись из патрулирования и механики готовили их к вылетам на следующий день, когда из воздушного штаба в Крыму поступил приказ немедленно направить звено из четырех «мессершмиттов» к Мариуполю. Когда я возразил, что уже очень поздно и что будет очень трудно приземлиться ночью на отдаленном и незнакомом аэродроме, мне сказали, что на рассвете ожидается прибытие в Мариуполь самого фюрера и истребительное прикрытие его самолета жизненно необходимо. После некоторого размышления я выбрал в качестве командира звена Шмитца и приказал, чтобы он как можно скорее взлетел.
После завершения летной подготовки Шмитц был сразу направлен в мою эскадрилью в звании обер-ефрейтора. В то время мы были в Кале и Битва за Англию достигла кульминации. Для своих двадцати лет необычно одаренный способностью излучать хорошее настроение, он был принят с распростертыми объятиями в небольшое сообщество пилотов, которые полюбили этого высокого, стройного новичка с утонченными чертами лица и заразительным смехом.
В многочисленных боях в ходе Битвы за Англию Шмитц сражался отважно и быстро показал отличные летные качества, летая на истребителе и управляя им в бесчисленных опасных ситуациях, которые возникали в воздушном бою между равноценными противниками. Вскоре я уже мог позволить ему возглавлять маленькие группы. В ходе кампании в России, когда счет его побед стал быстро расти, он был сбит за линией фронта, но смог вернуться обратно в эскадру после шести дней приключений. Немного позже он получил звание лейтенанта.
Выслушав распоряжение без задержки вылететь в Мариуполь, он заметил, что приказ есть приказ, но совершать вечерний перелет на неизвестный и, возможно, неосвещенный аэродром – все равно что испытывать судьбу. После этого он взлетел.
Ночью
На следующий день Неметц вернулся и подтвердил то, что я уже знал. Не было никаких следов Шмитца. Ночью на его поиски вылетела эскадрилья спасательных гидросамолетов, но утром из-за тумана поиски пришлось прервать. Как только позволила погода, мы на наших «Ме» начали систематические полеты надо льдом и вели поиски до наступления темноты. При этом мы видели, что с приходом весны лед пришел в движение. Во всех направлениях появлялись высокие гребни пакового льда, чередующиеся с узкими каналами открытой воды.
На следующее утро, – к этому времени я почти записал Джонни в пропавшие без вести, – воздушный штаб информировал меня, что лейтенант Шмитц найден в маленькой деревне на северном берегу Азовского моря, где на широкой деревенской кровати приходил в себя после тяжелого испытания прогулкой по льду.
В тот же самый день он выбрался из транспортного самолета с толстой от бинтов правой ногой. Придя в восторг оттого, что снова «дома», он рассказал нам, как его двигатель встал после сильного удара. Он сразу же понял, что уже слишком темно для вынужденной посадки, да и сомневался в том, что лед выдержит. Не теряя времени, он сбросил фонарь кабины и перевернул машину, чтобы воздушный поток вытянул его из нее. Повиснув на парашюте, он с тревогой обнаружил, что потерял не только правый сапог, но также и носок. Ко всему прочему он неудачно опустился на лед, сразу же должен был сесть и массировать получившую растяжение лодыжку. После этого он с левым носком на правой ноге отправился в путь и шел в течение ночи и дня. Ночь была ясной, и, ориентируясь по Полярной звезде, он пошел в северном направлении. Спустя некоторое время он с тревогой обнаружил, что едва не упал в трещину во льду, и понял, что такие опасные участки необходимо обходить. Ему также пришлось взбираться на высокие барьеры пакового льда, сформировавшиеся по краям каждой полыньи, и эти дополнительные усилия отнимали оставшиеся силы. Тем временем его правая нога промокла, но попытка идти в левом сапоге, надетом на правую ногу, потерпела неудачу. Время от времени он слышал низколетящие поисковые самолеты, но его пистолет «Вери» был потерян во время спуска на парашюте, и тем самым он лишился каких бы то ни было возможностей подать сигнал. Ночь миновала, а он не знал, насколько далеко прошел в направлении своей цели – северного берега. Он был удручен и крайне измотан, бесконечно обходя полыньи и преодолевая ледяные гребни. Ему все чаще приходилось останавливаться, чтобы массировать промокшую, обмороженную ногу и восстанавливать силы. Затем, незадолго до рассвета, опустился туман. Был уже почти полдень, когда он отважился снова отправиться в путь. Каждый раз, взобравшись на ледяной гребень, он нетерпеливо смотрел вдаль, надеясь увидеть берег, который, на его счастье, показался в конце дня. Он очень хорошо понимал, что должен достигнуть земли до наступления сумерек. К этому времени носок на его правой ноге превратился в лохмотья и нога горела, как в огне. Вдали он увидел низколетящие «сто девятые», но знал, что шансов обнаружить его в этой ледяной пустыне у них не больше, чем разыскать иголку в стоге сена.
Он был на пределе сил к тому моменту, когда в сгущающейся темноте вышел на высокий берег и увидел перед собой длинную улицу русской деревни с деревянными избами и маленькими огородами. Открыв ближайшую дверь, он оказался в теплой комнате, освещенной единственной масляной лампой. Его появление испугало крестьянку почти до безумия, но она быстро пришла в себя, с помощью соседки вскипятила воду и положила его на кровать.
На ее аккуратной кровати около печи он заснул под кучей ватных одеял, из-под которых торчала его правая нога, опущенная в ведро с теплой водой.
Когда мы его спросили, была ли эта женщина симпатична и, возможно, даже уступчива, он ответил:
– Даже сама Гарбо [80] не смогла бы остановить мое падение в сон.
Фрейтаг внезапно прервал мои мысли, задав вопрос, который каждый из нас обдумывал вот уже несколько дней:
– Как это все здесь закончится, господин майор? Они скоро высадятся на острове. Через день или два у нас не останется ни одного самолета, чтобы летать. И не предпринимается никаких попыток вытащить нас отсюда. На этот раз западня захлопнется с треском!
80
Имеется в виду киноактриса Грета Гарбо (Густафсон), имевшая на экране образ роковой женщины. Немые и звуковые фильмы с ее участием, снятые в Голливуде в 1926–1937 гг., имели феноменальную популярность во всем мире.