Мессианское наследие

Бейджент Майкл

Кемп тщательно замерил параметры подписей на обоих документах. Подписи, стоявшие на Ежегодном отчете за 1974 г., были той же самой величины, что и на «Предупреждении». Это было поистине ошеломляющее свидетельство. Человеку практически невозможно дважды воспроизвести с точностью до миллиметра каждую букву, каждый росчерк и завиток собственной подписи. Невозможно представить, чтобы все трое сумели проделать это на двух документах. Итак, не оставалось никаких сомнений в том, что подписи под «Предупреждением» были сделаны при посредстве фотокопии. Кто-то отксерил последнюю страницу Ежегодного отчета за 1974 г., а затем «перенес» подписи на оригинал «Предупреждения».

Но здесь опять-таки остается вопрос: почему? Почему были выбраны именно эти люди? Ради чего кто-то пошел на риск использования чужих подписей? Насколько нам

известно, «Предупреждение» циркулировало в широких кругах; с ним были знакомы не только сами члены Приората Сиона, но и мы, многие другие исследователи, занимающиеся сходной тематикой во Франции. Предполагалось, что этот документ может стать частью досье и попасть в руки французского правосудия. Крайне маловероятно, что Плантар мог пойти на это и подвергнуть себя вполне конкретному риску в случае, если обстоятельства подлога раскроются. Эти документы могли проверить и другие люди. А раз так, то разоблачение фальшивки — это всего лишь вопрос времени. Похитить три подписи, одна из которых принадлежала уже умершему лицу, — дело достаточно серьезное. Это уже не просто шутка с целью мистификации. Однако в ней трудно увидеть заведомую мистификацию.

Кемп сообщал также, что ему удалось встретиться с Гэйлордом Фриманом. Он показал Фриману экземпляр «Предупреждения» с тремя подписями. Кроме того, он показал ему ряд документов, касающихся Приората Братства Сиона и Плантара. Затем он прямо спросил, являлся ли сам Фриман членом Приората Братства Сиона, слышал ли он о приорах или Пьере Плантаре де Сен-Клере.

В досье, которое мы переслали Кемпу, находилась и копия устава Приората Сиона. Как гласит статья XXII устава, «Отказ признать свое членство в Приорате Сиона, сделанный публично или в письменной форме, без уважительной причины и не из страха, должен повлечь за собой исключение этого члена, провозглашаемое конвентом».(1) Если Фриман действительно был связан с Приоратом, эта статья устава, как полагали мы вместе с Кемпом, должна вынудить его признать этот факт.

По словам Кемпа, Фриман решительно отрицал, что знал или хотя бы слышал об этом. Он не является членом Приората Сиона и никогда им не был. Он никогда не слышал ни о Приорате Сиона, ни о Пьере Плантаре де Сен-Клере.

В то же время Фриман вел себя как-то странно. Он, по словам Кемпа, слегка занервничал и неприязненно отнесся к заданным ему вопросам. В целом он казался человеком, уставшим от всего этого. У него не вызвали удивления ни сами вопросы, ни имена, упоминавшиеся в этом контексте. Он не выказал ни раздражения, ни недовольства тем, что кто-то воспользовался его именем и подписью. Других вопросов не последовало, и он отреагировал на этот эпизод столь же спокойно, как если бы расследование касалось исключительно вопросов бизнеса.

Хотя подобная безучастность выглядела странной, Кемп заявил, что он не сомневается в искренности отрицательных ответов Фримана. Однако это, по его словам, делает ситуацию для него еще более тупиковой. Он высказал подозрение, что в этом деле замешан кто-то еще. Благодаря своим связям с Интерполом, заметил Кемп, он имел возможность ознакомиться с тысячами фальшивок. И если судить по обычным меркам, применяемым в таких случаях, эта фальшивка представлялась совершенно бессмысленной. Подделки документов, пояснил Кемп, обычно преследуют две цели — власть и деньги. Что же касается Приората Сиона и в особенности ситуации вокруг «Предупреждения», то ни одна из указанных мотиваций здесь явно не срабатывает. Трудно понять, какую финансовую выгоду можно извлечь из подобных «шуток» с властями. В самом деле, Приорат эта акция с подписями, подложность которых нетрудно доказать, скорее скомпрометировала, чем усилила его позиции. Не принесла она ему и материальной выгоды. Как мы уже выяснили, кажущееся безразличие Приората к финансам — один из убедительных аргументов в его пользу. Не стремясь к материальной выгоде, Приорат с готовностью шел на затраты ради распространения нужных ему материалов.

Кемп как-то обмолвился, что не раз сталкивался с весьма странными и сложными махинациями. Не исключено, заметил он, что отставные члены разных международных разведок могли, к примеру, подстроить нечто вроде разветвленного псевдозаговора, чтобы немного поразвлечься и проверить бдительность своих молодых коллег. Но к этому случаю это вряд ли имеет отношение. Современные приоры Сиона продолжают эту «игру» вот уже почти 30

лет, начиная с 1956 г., когда План-тару было уже тридцать шесть лет. Более того, участие в этом деле таких фигур, как Андре Мальро, маршал Жюэн и де Голль, не позволяет счесть эту акцию всего лишь фривольной jeu d’esprit [171] .

171

Jeu d’esprit (франц.) — здесь: интеллектуальная игра. (Прим. пер.)

Итак, здесь явно имело место нечто, способное озадачить не только нас, но и профессионального эксперта в таких вопросах, за плечами которого были годы практического опыта. Кемп закончил беседу с нами репликой, которая весьма удивила нас и которую мы имели все основания вспомнить. «Не доверяйте никому, — заявил он. — Даже мне».

Тем временем мы упорно пытались договориться с Плантаром о встрече «сглазу на глаз», которая, по его словам, была необходима. По причинам, которые мы поняли чуть позже, Плантар оказался для нас совершенно неуловимым. Часто мы подолгу не могли ему дозвониться. Когда же мы попадали на него, он уклонялся от разговора, ссылаясь то на плотный график, то на проблемы с учебой сына, то на спешный отъезд в Париж, то на жуткую простуду. В прежние годы он был всегда рад встретиться с нами. Теперь же он явно уклонялся от этого. Нас же занимали другие вопросы. Мы изучали историю Нового Завета, кельтское христианство и прочие материалы, составившие первую часть этой книги. И все же мы были весьма разочарованы, что время шло и шло, а намеченная встреча с Плантаром все откладывалась и откладывалась. И он сам, и члены Приората Сиона начинали казаться нам все более подозрительными.

На другом фронте также произошло не слишком много событий. Наши запросы о состоянии судебного иска против Шомейля показали лишь то, что дело затягивается. Книга Шомейля вышла, но оказалась переизданием прежней работы, с новым предисловием и послесловием. В ней не было никаких скандальных разоблачений вроде тех, что были обещаны в анонимном памфлете.

Наконец, мы получили от Плантара письмо. Подчеркнуто формальным тоном он согласился провести длительную личную встречу с нами, но с оговоркой: «Я был бы рад увидеться с вами в конце сентября в дружеской обстановке, но весьма сожалею, что не смогу сообщить вам никакой информации для ваших публикаций».

В том же письме Плантар заявлял, что ему удалось установить, что датированный 1955 г. документ, на котором стоят подписи виконта Аезерса, майора Кловса и капитана Наттинга, является подлинным. Документ, по его словам, изучали и заверили «эксперты». В то же время он признал, что документ от 1956 г. — тот самый, на котором стоит подпись лорда Селборна и упоминается Ллойд Банк Юреп — представляет собой фальшивку. Затем следовала выделенная одними заглавными буквами фраза о том, что нотариально заверенные документы «должны оставаться конфиденциальными и их не следует публиковать» — реплика тем более удивительная, что эти документы, по собственному признанию Плантара, уже давно опубликованы Луи Базаром и потому более не являются конфиденциальными. Более того, «яраспорядится запретить во Франции любые публикации, касающиеся Приората Сиона и меня лично, начиная с марта 1984 г.».

Здесь особенно интересна сама фразеология этого заявления. Разумеется, мы не могли поверить, что Плантар обладает столь всеобъемлющими цензорскими полномочиями. На самом деле это, вероятно, означало, что он отдал распоряжение всем членам Приората Сиона хранить молчание на сей счет. Его запрет не мог распространяться на всю прессу, но наверняка был решающим для различных внутренних источников, которые в последние тридцать лет организовывали «утечки» информации.

Был в письме Плантара и другой важный пассаж. Из послесловия со всей определенностью следовало: «Я также выражаю официальное несогласие с публикацией переписки между генералом де Голлем и мною, а также переписки с маршалом Жюэном и Анри, графом Парижским. Эти документы, украденные из дома по адресу Сен-Лазар, 37, в Париже, являются строго конфиденциальными и остаются «государственной тайной» даже несмотря на то, что они выставлены на продажу…»